Антти Тимонен - В заливе ветров

— О, однакоже, ты злопамятная!

— Нет, нет, — быстро сказала Айно, — я не обвиняю тебя. Я только хотела сказать, что настоящий человек, даже опасно заболев, не может забыть о том, что есть у него товарищи, близкие, которым он нужен. Ну вот, а эгоист… — Она помолчала, взглянула на вербы, на которых, как нахохлившиеся пчелы, сидели желтые соцветия. — Помнишь, о чем мы говорили тогда, у озера?

— Ты сказала, что надо еще подождать. Теперь я понял, о чем ты думала… Ну что ж, я освобождаю тебя от необходимости отвечать.

Она посмотрела в его грустные глаза и тихо сказала:

— Когда ты вернешься, мы будем жить вместе.

Он выпрямился. В глазах его была и радость и затаенный страх.

Айно засмеялась.

— Не думай, что я жертвую собой. Совсем нет. Я уверена, что ты вернешься здоровым. И может быть… чуть повнимательней к другим людям. Понял?

Она ласково положила свои руки на его плечи и улыбнулась.

— Петя, ты обязательно выздоровеешь. Я знаю. Я же врач. Твой личный врач.

Воронов достал путевку. Александров знал, что это стоило ему многих хлопот и ссор. Но когда Воронов вручил ему путевку с некоторой торжественностью, Александров, поблагодарив его, не удержался, чтобы не кольнуть:

— Ну что ж, товарищ начальник, придется ехать, раз ты уж так старался. Но… хотя Крым, как говорится, за горами, за долами, у самого синего моря, а письма доходят — и туда и обратно, да еще по авиа. Так что по мере возможности буду тебе действовать на нервы.

— Как всегда, ты преувеличиваешь, — засмеялся Воронов. — Мы милостью судьбы избавлены от авиапочты.

В последний раз обходил Александров вместе с Кирьяненом механическую мастерскую. Вот стоит долбежный станок, который он сам смонтировал из обломков давно списанных механизмов. Пусть станок довольно-таки примитивный, но здесь не было и такого. Для того чтобы работать на этом «уникальном» станке, надо было знать особые приемы, и Александров всегда сам следил за рабочим, показывал, а иногда и заменял его. Теперь, когда его не будет, за станок может стать случайный человек и в первые же часы поломает его. Придет Мякелев, составит акт о поломке, копия акта останется в деле, а обломки станка покроются ржавчиной и паутиной… А вот токарный станок, который он показывал Айно. Сколько сил он потратил, пока заполучил его… Александров тогда весь день провозился, опоздал в столовую, и Айно, бедняжка, напрасно его прождала. А поздно вечером он снова пошел в мастерскую, чтобы полюбоваться на свободе этим замечательным станком. И теперь неизвестно, в каком состоянии он его увидит, когда вернется из Крыма.

Кирьянен следовал за Александровым, как на похоронах, говорил вполголоса, а то и просто молча кивал, выслушивая распоряжения.

А главный механик обстоятельно, со всеми подробностями, говорил о простых заказах, которые предстояло мастерской выполнить в ближайшее время. Кирьянен с обидой подумал: «Он объясняет нам, как школьникам, которые пришли на экскурсию».

О более сложных заказах Александров не стал и говорить, давая понять, что без него они все равно не справятся. Он отложил в сторону разобранный карбюратор и сказал, что ремонт автомашины надо отложить до его возвращения из Крыма.

Тут Кирьянен не выдержал.

— Но не может же машина стоять два месяца! — воскликнул он.

— Но и доламывать ее я вам не разрешаю, — холодно ответил Александров.

— Петр Иванович, почему вы думаете, что никто из нас не знаком с карбюратором?

— Одно дело — собрать и разобрать мотор, другое — произвести капитальный ремонт, — отрезал Александров.

Кирьянен замолчал. Александров понял по его хмурому виду, что механик с ним не согласился. И это еще больше его рассердило.

Из мастерской они прошли на строительство электростанции. Там, где еще так недавно все полнилось шумом работы, теперь лениво двигалось несколько человек, не спеша доделывавших крышу. Вид этих как будто бесцельно копошащихся людей привел Александрова в полное уныние. Никакой станции тут не будет, думал он, а Кирьянен еще пристает к нему с расспросами, как лучше монтировать генератор, где поставить распределительный щит… Это похоже на насмешку…

Из конторы вышел Воронов. Еще издали помахал рукой.

— Ты не опоздаешь, Петр Иванович? — озабоченно спросил он. — Никак расстаться не можешь со своим детищем? Знаю, о чем думаешь. Забрать бы с собой и мастерские, и станцию, и строителей. И там, у Черного моря, соорудить такое, что все бы ахнули. Нет уж, оставь что-нибудь и нам. Ну, тебе пора. Скоро поезд…

— Как тебе не терпится, — полушутливо вздохнул Александров. — Ну, уж ладно, уеду. Только хоть пиши, как у вас пойдут дела.

— Напишем, напишем. А ты не беспокойся, все будет хорошо.

— Это теперь, наверно, тоже законсервируете? — Александров обвел рукой здание электростанции.

— Как в воду глядел, — засмеялся Воронов. Он как раз в эту минуту подумал, что теперь можно будет всех плотников отправить на плотину. — Но ведь ненадолго. К твоему приезду, а может и раньше, все будут на месте. А теперь ты должен отдыхать, лечиться и ни о чем не думать.

В это время подошла Айно, поглядывая на часы. Воронов и Кирьянен попрощались и ушли, сославшись на дела. Когда молодые люди остались одни, Александров сердито сказал:

— Они даже между собой не спелись. Воронов хочет все прекратить, а Кирьянен, наоборот, собирается все сделать без меня и, конечно, провалит. Плохи мои дела. Только вот на Анни надеюсь, парк, они, наверное, разобьют.

Айно ответила словами Воронова:

— Ты теперь должен отдыхать и ни о чем не думать. — Заметив, как сдвинулись брови Александрова, она извиняющимся тоном добавила: — Ты же знаешь, я в этом ничего не понимаю. Но я буду писать, обязательно буду писать обо всем, что тебя интересует.

— Ты о себе пиши, о своем сердце. — И теплая улыбка пробежала по его лицу.

Айно показала ему на часы. Александров схватил чемодан, пальто его было на руке у Айно. Они быстро пошли на станцию.

Александров вскочил в вагон, когда поезд уже тронулся.

Колеса стучали на стыках все чаще. Двое все еще махали друг другу — один стоял на ступеньках вагона, другая бежала по перрону, словно хотела догнать и остановить поезд.

В запани Туулилахти все было подготовлено для встречи леса. А лес был еще далеко.

Вечером Воронов один сидел в конторе и отмечал на карте продвижение древесины. Вспомнились давние времена, когда он также сидел над картой, но над другой и в темной землянке, при свете бензиновой коптилки из снарядной гильзы.

«Нет, тогда четыре шага было до Ольги, — вдруг подумал он, — а вот как далеко она сейчас от меня, никто мне не скажет. Даже сама она…»