Антти Тимонен - В заливе ветров

Вскоре густой дым поднялся до верхушек деревьев, поблуждал среди ветвей, как будто ища выхода, и, выбравшись наконец, расстелился по поверхности реки.

Люди кидали в огонь большие охапки сучьев, пожелтевшие верхушки сосен, выкорчеванные кусты можжевельника и целые пни с почерневшими корнями. Другие засыпали ямы, оставшиеся от выкорчеванных кустов и пней. Четверо парней укатывали дорожки катками, сделанными из тяжелых чурок.

Воронов, услышав сигнал тревоги, тоже вышел на улицу. Он впервые после болезни покинул свою комнату. С удивлением смотрел он, как много народу собралось на воскресник.

Когда Анни с несколькими комсомольцами с шумом ворвались в его кабинет (это было вскоре после отъезда Александрова) и принялись наперебой ему рассказывать о будущем парке возле клуба, о воскресниках, Воронов не стал возражать, хотя и считал эту затею преждевременной. По правде говоря, он был уверен, что из этого ничего все равно не выйдет. Люди, уставшие за неделю, предпочтут в воскресенье отдыхать дома. О том же самом подумал он и вчера. Но написал все же бумажку, чтобы выдали комсомольцам инвентарь, и пообещал прийти. И вот, оказывается, получилось! И Степаненко здесь верховодит, говорят, он и сигнал дал. А Кирьянен прямо-таки сияет и с победным выражением на лице то и дело поглядывает на него, Воронова.

Вначале все работали молча. Доносились лишь короткие, отрывистые фразы. Потом кто-то, разогревшись, снял пиджак и повесил его на сучок. Второй последовал его примеру, но уже более проворно: пиджак долетел до ветки и повис, зацепившись карманом, третий бросил свою одежду на перила балкона. Все больше и больше пней и кустов летело в костер, носильщики песка все чаще и чаще припускались бегом, а тяжелые трамбовки взлетали все выше, гулко опускаясь на землю. Воодушевление одного, баловство другого, шутки и смех третьего понемногу захватили всех, громче и дружнее звучали и смех и песни.

Большой куст можжевельника рос на середине будущей дорожки. Николай подрубил разросшиеся в разные стороны корни, но куст упрямо держался за землю. Анни изо всех сил старалась выдернуть этот куст. Ее волосы выбились из-под платка и прилипли к потному и мокрому от дождя лбу. Опираясь ногами о камень и сильно отклонившись назад, Анни попробовала еще раз вытянуть куст, но все было напрасно. Николай шутливо обхватил Анни за талию и стал тянуть ее назад, но куст оставался на месте. На помощь поспешила Айно и ухватилась за Николая, Воронов за Айно, Кирьянен за Воронова… Все тянули, как могли, и громко смеялись.

— Тут совсем, как в старой русской сказке: дедка за репку, бабка за дедку, внучка за бабку, Жучка за внучку!.. — закричала Айно Андреевна.

Пааво Кюллиев уцепился за конец очереди. Девушки бросили носилки с песком и с визгом прибежали на помощь.

— А теперь идет мышь, как в сказке! — подал голос Степаненко и перерубил топором замеченный им толстый корень. Можжевеловый куст взлетел на воздух, Анни упала в объятия к Николаю, Николай к Айно, Айно к Воронову и Воронов к Кирьянену…

— Действительно, мышь пришла!

Звонкий смех раздавался в мокром от дождя лесу, такой звонкий, что Матрена Павловна, сидевшая в библиотеке, не утерпела, чтобы не встать со стула и не приоткрыть занавеску. Она увидела длинную вереницу людей, сидевших на земле, на коленях друг у друга. Никто не спешил подниматься. Матрена Павловна поправила очки и вдруг заметила, что Айно сидит на коленях у Воронова… Она вздрогнула и неодобрительно задернула занавеску, оставив маленькую щелочку, в которую продолжала подглядывать, затаив дыхание. Среди большой толпы она различала только их двоих — Мишу и Айно.

Анни вскинула куст на плечо и торжественно понесла его к костру. Айно преградила ей дорогу.

— Мы украсим этим кустом веранду клуба в честь сегодняшнего воскресника.

Воронов пошел прикреплять куст к перилам веранды.

Решили сделать перерыв и уселись в кружок вокруг костра. Степаненко наклонился над маленьким пеньком.

— Кто оставил этот пень? — крикнул он. — Скажите кто, чтобы я знал, кого помянуть недобрым словом через десять лет.

— Почему именно через десять? — засмеялся Кирьянен.

— Ну, пусть будет через пятнадцать! — согласился Степаненко. — Когда я буду гулять здесь со своей возлюбленной и споткнусь об этот пенек, должен же я знать, кого бранить.

— Ого, с возлюбленной! — рассмеялась Айно, радуясь тому, что и Степаненко сегодня весел и, главное, совсем трезв.

— Миколе Петровичу будет к тому времени шестьдесят шесть лет, — сосчитал Воронов. — Это же лучшая пора для ухаживания.

— Кто же будет твоей возлюбленной? — спросил Николай. — Только не бери Матрену Павловну, иначе мы не придем на свадьбу.

Смеялись все, смеялся и Пааво, но сконфуженно поглядывал в окно библиотеки. Чтобы переменить разговор, он спросил:

— А что сегодня будет в клубе?

— Там же объявление, — ответила Анни. — Доклад Никулина о строительстве крупных гидростанций. Начало в три часа.

Николай покраснел. Ему показалось, что Воронов пренебрежительно усмехнулся. Хоть бы кто-нибудь предложил отложить доклад.

— В восемь партсобрание в клубе, — напомнил Кирьянен коммунистам.

— А танцы после доклада будут? — спросила одна из девушек.

— Что это за воскресник без танцев! — пошутил Воронов. Кирьянену он сказал тихо: — А может, ограничиться одними танцами?

— Почему? — удивился Кирьянен.

— Не поспешили ли вы с докладом Никулина? Это же очень ответственное дело! Кто-нибудь ознакомился с его тезисами, помогал ему?

— Анни помогала. И я с ним беседовал не раз.

— Смотри! — Воронов вздохнул.

Хотя Воронов говорил тихо, но все же Николай понял по отдельным словам, о чем идет речь. Вначале он обрадовался. Но потом почувствовал обиду. И теперь он уже хотел, чтобы доклад состоялся.

— Пора за работу! — подала команду Анни. — Иначе не будет ни парка, ни танцев.

Воскресник продолжался до обеда. После обеда все собрались в клубе. Николай нервничал. Доклад свой он, кажется, помнил наизусть, но боялся, что, поднявшись на сцену, все забудет и станет ловить воздух, как выброшенная на сушу рыба. Ему вспомнились язвительные слова Матрены Павловны, которые та сказала, когда прочла его доклад вчера вечером. Тогда он был убежден, что она порет чушь, и примерно так он ей ответил и даже, уходя, хлопнул дверью. Но сейчас ему стало представляться все в ином свете. Может, действительно, библиотекарь права и доклад не годится.

Тем временем зал заполнился. Пришла не только молодежь, но и пожилые люди, а некоторые привели с собой детей.

Сын Кюллиева, пятилетний Ким, взобрался на четвереньках на сцену.

— Ким, скажи нам речь! — попросил кто-то.