Михаил Лоскутов - Немного в сторону

Он не похож на наших автомобилистов, громких и разговорчивых, сверкающих историями и анекдотами, с голосами хриплыми и раскатистыми, напоминающими рев автомобильных гудков.

Но вот уже несколько дней, как все привыкли видеть его тихую суетню вокруг колонны…

Ночевка в Ходжейли происходила у нас в огромном саду, где колонна нашла зеленый чай, ужин, замечательную звездную ночь. Здесь утром к нам присоединился этот пассажир, появившийся в экспедиции так незаметно и естественно, точно возник он из воздуха оазиса вместе с утренними тенями тополей.

Его появление требует предисловия.

Самая большая и заманчивая загадка пустыни Каракумы лежит в нескольких километрах к юго-западу от Хорезмского оазиса. На научном языке это называется проблемой Узбоя. Цепь впадин, состоящая из высохшего русла Кунядарьи, высохшего озера Сарыкамыш, высохшего русла Узбой, — сложный и романтический узел, волновавший многие головы в течение многих веков.

Большая среднеазиатская река Амударья бежит от границ Индии к Чарджую, мимо земель бывшего Бухарского ханства, через азиатские пески к Хорезмскому оазису. До этого места все обстоит сравнительно нормально, но река течет дальше, и тут начинается проблема, которой посвящено много научных исследований, легенд, рассказов и стихов. Река здесь, в древнем оазисе, еще до существования Хивинского ханства поворачивала в сторону от Аральского моря, уходила в пустыню и втекала в Каспий. Но несколько столетий назад эта ее половина отсохла, точно рука, пораженная проказой. Кусок реки высох, и Амударья стала впадать в Аральское море.

Английские путешественники и купцы XV столетия, приезжавшие в Хиву со стороны Каспийского моря, видели еще богатые города, оазисы, крепости, аулы, табуны скота вдоль Узбоя и Сарыкамыша.

В 1715 году Петр Великий отправил в пустыню Каракумы экспедицию поручика Бековича-Черкасского, чтобы проверить, есть ли правда в легенде о высохшем русле Амударьи. Говорят, будто узбеки, воевавшие с туркменами из-за воды, возле урочища Харакай перегородили Амударью плотиной, и вот она потекла в другое море. Страна узбойских оазисов задохлась в конвульсиях безводья, растения засохли, пески пустыни засыпали страну.

Но если пустить реку по старому руслу, то можно открыть по Волге, Каспию и Аму великий водный путь из России в Индию.

Через шесть месяцев Бекович-Черкасский вернулся, потеряв половину людей в пустыне и не найдя сухого русла. Тогда была снаряжена новая экспедиция. Она состояла из семи тысяч человек. Полтора года они бродили по пустыне, и ни один из них не вернулся обратно. Часть из них погибла в песках, а часть была перебита туземцами.

Сухие русла и озера были найдены значительно позже. Что можно сказать о стране, покрытой саваном песков?

«Сейчас об этой стране, говоря откровенно, мы знаем немногим больше Бековича, — писал один исследователь. — Мы имеем маршрутные схемы и записи топографических съемок, но никто не может поручиться за их точность. Мы знаем о существовании цепи Кунядарья — озеро Сарыкамыш — Узбой, но нет ни одного человека, который прошел бы вдоль всей цепи. Темное, туманное пятно лежит между двумя морями. Остатки древних башен стерегут границу двух пустынь — Каракумы и Усть-Уртского плоскогорья. И положа руку на сердце никто из нас не может сказать, отвечает ли истине вся сумма ботанических, топографических, геологических и иных сведений, которая собрана трудами одиночек исследователей в течение десятилетий…»

…Колонна каракумского автопробега приближалась к границе двух пустынь, к системе высохших впадин, пересекая Хорезмский округ и каракалпакский город Ходжейли, чтобы в туркменском городе Куня-Ургенч оторваться от культурной полосы оазиса и уйти в пески Туркменской Республики.

Ночевка в Ходжейли, как я сказал, происходила и саду, в высокой траве, на берегу пруда, среди тополей и оросительных канавок. Толстыми восточными одеялами участники пробега отгораживались от неба, наполненного звездами, от журчания воды, от высоких деревьев, стерегущих пруд. То ли комары слишком звенели над ухом или ночь была очень душная, но сна как-то не получалось. Он летел прочь, а на его место приходили разговоры о бывшем хозяине этого сада — одном из богачей Хивинского ханства, о каких-то гаремах и других восточных вещах. Кто-то сказал: здесь одна из последних ночевок в оазисе, — тогда все вспомнили, что лежат почти рядом с пустыней; им показалось, что она находится за деревьями, и сон окончательно убежал.

— Через два дня мы увидим Кунядарью. Я возьму в гербарий ветку саксаула, растущего на дне впадины, — смазал научный работник, сбрасывая одеяло.

— Сто лет назад об этом можно было мечтать, — ответил ему товарищ, и они заговорили о преобладающей флоре сарыкамышских солончаков.

Они были талантливыми учеными, руководителями видных научных учреждений, но все же они были молоды: казалось, будто они собираются срывать для своих гербариев неприступные альпийские розы.

— Бекович-Черкасский погиб в оазисе, может быть в этом же саду, — сказал один молодой писатель. — Предок хозяина сада был феодалом, беком и воином, породившим нынешних басмачей.

Писатель не раз бывал в пустыне и три года работал над книжкой, в которой добросовестно рассказывал о проблемах Каракумов. Он знал все скучные и веселые тропинки каракумской истории, читал отчеты многочисленных экспедиций и ясно представлял себе людей, мелькавших в академических сборниках: Карелин, Коншин, Молчанов, Дубянский. Это все ученые-исследователи, приходившие и приезжавшие на верблюдах к высохшим впадинам и одиноким колодцам, чтобы сделать сухие и точные отметки о найденных ракушках, составе почвы, эндемическом [2] Виды растений, возникающие в данной местности и ей только свойственные. составе растений. Многие из этих людей давно ушли, оставив лишь краткие заметки; другие дали огромные труды по таким практическим и специальным вопросам, что на их изучение потребовалось полжизни. Такова, например, книжка профессора Цинзерлинга об ирригационной сети Амударьи, о характере и всех хороших и дурных привычках этой замечательной реки.

Когда писатель собирался уже под утро заснуть, то увидел небольшого человека с маленькими усиками, идущего по траве к баку с кипятком. Это был профессор Цинзерлинг. Он держал в руках какой-то мешок и жестяную кружку.

— Вставайте, вставайте, друзья, — сказал он научным работникам. — Я уже приготовил себе копченое стеклышко. Ведь на сегодня назначено затмение солнца. Оно в оазисе должно быть прекрасно видно. Впрочем, ваши синие автомобильные очки еще лучше для затмения.

Он выпросил у кого-то очки и, протерев их платочком, побежал на солнышко.