Ян Винецкий - Человек идет в гору

Они часто незлобливо бранились, но взаимная их привязанность от этого, казалось, становилась еще сильней.

— Ты по земле как-то украдкой ходишь, оглядываешься. Твоим подметкам, верно, износу нет! — упрекал старика Гайдаренко.

— А ты, что молодой щенок, во все углы тычешься и носом синяки собираешь, — добродушно парировал Бирин. Может быть, Павел Павлович видел в Гайдаренко свою молодость, но он любил юного товарища и всячески оберегал от лихачества.

— Пал Палыч, давай поспорим, кто из нас раньше уберет шасси! — предложил однажды Гайдаренко. Ему мерещилась слава превосходства над Бириным.

— Надо будет, — спокойно ответил Бирин, — я и на пузе взлечу, а зря рисковать не стану. — Он вспомнил случай с Чкаловым, когда испытывалась машина инженера Гроховского. Летчики назвали ее «кукарачей» за то, что она вся была увешена расчалками и подкосами. Чкалов должен был первый подняться на ней в воздух. Он сел в самолет, привязался, долго работал рычагами. Потом вдруг откинул ремни, вылез из кабины.

— Пусть на этой «кукараче» медведи летают. Садись, Пашка! — Бирин засмеялся. «Чкалов не решается, а я полечу!» Это льстило его самолюбию. И вот Бирин сел в самолет, запустил мотор. На взлете… «кукарача» рассыпалась. Он часто рассказывал об этом случае летчикам.

— Не поверю, чтобы Чкалов испугался! — горячился Гайдаренко.

— Не испугался. Просто у Чкалова тоньше нюх был. Сразу видел, чего машина стоит.

Готовые самолеты Бирин и Гайдаренко перегоняли на посадочные площадки боевых частей. В тот же день связная машина привозила летчиков обратно…

Николай подолгу беседовал с летчиками, присматривался к полетам истребителей. Мечта о своей машине волновала его все сильней. В памяти Николая не бледнели институтские годы — жаркие споры в общежитии о будущей работе, незабываемое волнение перед экзаменами, дружная жизнь веселой студенческой братии.

Аэродинамика, сопротивление материалов, теоретическая механика — это были тяжелые и прекрасные камни, из которых он, радуясь и мучась, строил здание инженерной профессии. И вот он уже не просто Колька Бакшанов, а инженер Бакшанов. Какой теплотой наполняет сердце это строгое и гордое звание — инженер!

Самолет «Ленинградский комсомолец» был его дипломной работой.

Мечта не любит остановок. Она шла дальше. Николай построит много удобных и простых самолетов, они свяжут с центром самые отдаленные уголки страны. Он создаст истребитель, который будет надежно охранять небо Родины.

Но мечту штурмом не возьмешь; ее берут длительной осадой, смелым, упорным и тяжелым трудом. И Николай трудился. Много ночей провел он за расчетами своего истребителя, и теперь снова надо приступить к коренной переделке проекта.

Когда Бирин спросил о его самолете, Николай вздохнул:

— Забраковали. Дорогие материалы на мой самолет нужны.

— А ты дерево употреби. Деревом-то мы вон как богаты.

— Так-то оно так, да у моего голубя больно высока нагрузка на квадратный метр, — сказал Николай. Он был занят сейчас подготовкой к эвакуации последнего эшелона. Телеграмма директора завода торопила с выездом.

Стояло тихое солнечное утро последних чисел сентября. В глубоком небе медленно проплывали стаи журавлей, часто перестраиваясь и беспокойно курлыкая…

— Гляди, и журавли эвакуируются! — воскликнул Гайдаренко, выглянув из-под крыла самолета. Павел Павлович усмехнулся. Летчики сидели на парашютах, ожидая, когда механики заправят бензином машины, — их надо было перегнать на линию фронта. Бирин и Гайдаренко торопились вылететь, чтобы вернуться засветло: эшелон уходил ночью.

На железнодорожную ветку, вплотную подходившую к аэродрому, подали состав. Рабочие стали грузить остатки заводского оборудования.

В нескольких местах задымили костры, с криками и смехом бегали вокруг них дети, женщины суетились с чайниками и кастрюлями — последняя группа рабочих начинала походную жизнь.

Бойцы полка народного ополчения спокойно и деловито рыли окопы: им вверялась оборона аэродрома в случае воздушного десанта.

В полдень где-то далеко глухо заурчала тяжелая зенитка. И вслед затем из-за синеющего вдали леса высыпали самолеты. Их было много. Они шли на город.

— Все в убежище! — крикнул Николай.

Женщины торопливо хватали детей, бежали в убежище. Мужчины старались казаться спокойными, но это им плохо удавалось. Только ополченцы продолжали свою работу: война еще не научила их осторожности. Бирин и Гайдаренко взлетели одновременно. Они оба убрали шасси, едва только оторвались от земли. «Успеют ли уйти незамеченными?» — беспокоился Николай, Но то, что он увидел в следующую минуту, заставило его застыть от удивления.

Бирин и Гайдаренко полетели… навстречу фашистам. Ополченцы бросили лопаты.

— Ну-у, орлы! — сказал кто-то восхищенно. Наступила напряженная тишина ожидания.

Павел Павлович принял решение идти «в лоб». Скорость сближения была огромная. Гайдаренко насчитал девять мессершмиттов и шесть юнкерсов. Прикрывая бомбардировщиков, мессершмитты разделились на три группы: одна стала набирать высоту, вторая снизилась, третья осталась на прежней высоте.

«Опытные, черти!» — с досадой подумал Бирин. Он расстегнул ставший вдруг тесным ворот гимнастерки.

Среднее звено фашистов открыло огонь с дальней дистанции. Гайдаренко увидал разноцветные струи трассирующих пуль. Он почувствовал, как короткими мелкими толчками кровь билась в горле. Внизу чернели бусинки вагонов, нанизанные на тонкие нитки рельсов. Густо дымил паровоз, таща их с муравьиным усердием. Гайдаренко стало жарко. Он прижался лицом к прицелу, ощутил в руках шершавую поверхность гашеток…

Когда до фашистов оставалось метров триста, Бирин выстрелил из пушки в крайний самолет. Мессершмитт задымил. Гайдаренко открыл огонь по двум другим истребителям. Они взмыли вверх. «Ишь, как набирают высоту! — заметил Бирин. — Надо избегать драки на вертикалях».

Воспользовавшись короткой заминкой, Бирин и Гайдаренко прорвались к бомбардировщикам, юнкерсы развернулись на 180 градусов, беспорядочно кидая бомбы.

Бирин сделал крутую горку и с боевым разворотом вышел на встречный курс средней паре истребителей. Гайдаренко повторил его маневр. Верхнее звено мессершмиттов свалилось на них в крутом пике.

Гайдаренко отбивался от двух мессершмиттов, старавшихся зайти ему в хвост; он увертывался и короткими пулеметными очередями не давал немцам подходить на близкую дистанцию. Нижнее звено истребителей развернулось следом за юнкерсами, опасаясь, видимо, оставить их без присмотра. Теперь Бирин и Гайдаренко дрались только с пятью мессершмиттами. У Гайдаренко из нижней губы, прикушенной в горячке боя, сочилась кровь. Он облизнул горячие губы, сделал глубокий вдох, будто хотел вобрать в легкие как можно больше воздуха, и, толкнув сектор газа вперед, снова ввел самолет в боевой разворот… Но мессершмитты с пикированием уже выходили из боя…