Михаил Годенко - Вечный огонь

— Салага! Не время. Закидывают, когда она из океана идет метать икру. Да не мормышку, а сеть капроновую в крупную ячейку. Вон там, гляди ниже, перегораживают ей путь поставами.

— Весной, что ли?

— Начало лета бери.

— Хорошо бы этакую семужину выхватить! — отстукивая палкой наледь на сапогах, признался Алексей.

— Держи карман шире! Командующий приказывает высылать патрули во время нереста. По всему берегу ходят с автоматами. Однажды, рассказывают, истинный бой завязался с браконьерами. Тоже с оружием похаживают. Но это редко случается: ведь пустынно вокруг — ни градов, ни весей. Свои, флотские ухари, бывает, пошаливают. Не то с Мурмана залетит какая пташка на собственных колесах.

Они спустились по крутосклону, какое-то время шли по наносной равнине. В теле Алексея появилась живая упругость, жажда скорости. Кажется, наступило второе дыхание. Взмахнув длинными палками, поскользил проворней. Выскочив из проложенной мичманом лыжни, прошелся с ним рядом пробежкой, опередил напарника, крикнув ему на ходу:

— Кончик подать? — Так обычно дразнят моряки отстающего: мол, не взять ли тебя на буксир?

Макоцвет прибавил шагу, но время было упущено. Настиг он Алексея только у самой кромки льда. Еще бы малость — и оказался впереди, но тут, как говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло Алексею Горчилову. Запнувшись о кочкарник, он со всего маху растянулся на чистом льду, выбросив вперед палки, поехал по гладенькой поверхности юзом. Широко раскинув руки, лежал, торжествуя по-детски:

— Моя взяла, моя взяла! И озерко мое!

Макоцвет, спешившись, воткнул лыжи и палки стоймя в береговой сугроб, скользнул на лед. Приближаясь к Горчилову, воркующе похохатывал:

— Олимпиец!..

Развязав рюкзак, он достал ножовку, походив вдоль берега, облюбовал березовое деревце карликового роста (они только такие растут здесь, в тундре) с кривой развилкой сучьев, спилил развилку, обработал ее, поставил на лед в виде треногого стульчика.

— Чем не кресло?

— Погляди, как ладно! — залюбовался Алеша. — А мне?

— Вот инструмент, действуй!

Алексей долго ходил, приглядывался, ничего такого не подобрал, а точнее сказать, ему жаль было губить эти низенькие деревца, чем-то похожие на детей. Он подбил под себя рюкзак, уселся на него, но, вспомнив, что надо сверлить лунку, вскочил.

Мичман Макоцвет уже сверлил лед. Коловорот мягко врезался в ледяную твердь, кроша ее в белое месиво, выталкивая на поверхность.

— Никак до грунта промерзло? — улыбаясь, спросил Алексей.

— Покров что надо!

— Паковый лед.

— Во-во.

Алексей задумался. Потирая щеку двупалой теплой рукавицей, вспомнил опасение некоторых ребят, молодых матросов, высказываемое вслух в недавнем походе.

— Не попасть бы в мышеловку: забьешься под паковый лед — не всплыть. Стену лбом не прошибешь!

Алексей Горчилов запоздало обеспокоен: «Что, если в самом деле над тобой ледяной потолок метра два толщиной, а тебе непременно надо на волю?» Поделился сомнениями с Макоцветом.

Мичман выбирал крошку из лунки, в которой уже похлюпывала желтовато-бурая вода. Он был в приподнятом расположении духа, отвечал не то серьезно, не то шутя:

— Нашел чем пугать! Корабли обеспечения тебе заранее передали картину ледяного покрова, вот и рассчитывай.

Алексей вздохнул облегченно. Он и сам так мыслил. Но все подтвержденное мичманом Макоцветом приобретало особый авторитет, становилось для него истиной.

Он еще сверлил лунку, а Макоцвет уже начал таскать окуньков. Полосато-яркие, они подпрыгивали плоскими пружинами на скользком, разъезжались далеко по сторонам.

— Подобрал бы, что ли? — заметил Алексей.

— Далеко не уйдут.

Окуньки в самом деле разом застывали, охваченные ледком. Вокруг Макоцвета вырастала богатая россыпь свежезамороженной рыбы. А мормышка Горчилова пребывала в немом покое.

— Пересесть поближе к тебе? — засомневался Алексей.

— Рыба суетных не терпит. Дождись своего срока.

Вскоре Алексей ощутил, будто на леску кто-то вдруг подвесил гирьку. «Не может быть! — радостно екнуло внутри. — Вот это окунище!»

Макоцвет, заметив горчиловскую суету, как можно спокойнее посоветовал:

— Слабину не давай!

Но Алеша ничего не слышал. Он со всей поспешностью рванул на себя мормышку. Вместе с ней из лунки вылетела длинным веретеном диковинная рыба. Взвившись над головой ловца, она сорвалась с крючка, выгибаясь в воздухе, перевернулась, звучно шлепнулась об лед, самую малость не угодив в лунку.

Алеша плашмя кинулся на лед. Сорвав с себя шапку, накрыл ею рыбу. Так он когда-то ловил полевых кузнечиков. Не всю накрыл, понятно, вся под шапку не уместилась, а только острую голову, похожую на щучью. Длинное тело рыбы выгибалось по-змеиному, елозило хвостом по гладенькой поверхности льда.

— Не упустил? — спокойно поинтересовался Макоцвет.

— Фигушки! — прерывисто дыша от возбуждения, стал бахвалиться Алеша. — У меня не ускачет!

— Что за зверь?

— Угорь!

— Не встречал… Вроде здесь не бывает, — засомневался Макоцвет. — Покажи! — Подошел к Алексею, рассевшемуся на льду — ноги вразлет. Алексей, подцепив рыбу под жабры, поднял ее вверх.

— Что же еще, если не угорь? Он самый и есть!

Макоцвет принял в руки длинное ровное тело рыбы, залюбовался ее окраской. Иззелена-серая спинка, ярко-розовое брюхо. Живым огнем светилась от головы до хвоста. На боках краски размывались, переходя одна в другую, и до того искусно, что невольно восхитишься.

— Па́лия!

— Не слыхал про такую, — признался Алеша.

— Золотая рыбка!

— Ха-га! — хмыкнул неопределенно Алеша, не то радостно, не то разочарованно. — Одна-единственная за весь день.

— Подобное часто не повторяется. Счастливец!

— Тоже выдумал.

— Олимпиец, право слово. Надо же, так повезло!

— У тебя вон целая куча, — возразил Алеша.

— Большого сто́ит, большого, — твердил свое Макоцвет, вертя палию перед глазами. — Будем считать, победил ты.

Алексей смутился, развел руками.

— Еще чего…

Они теперь вроде бы поменялись ролями. Горчилов утих, даже сник от неловкости за свою удачу. Движения его стали медлительны, с неуверенной расчетливостью. Мичмана же Макоцвета обуяла суета. Сделался резок, порывист, сумбурен. Слова кидал невпопад, будто что-то было утрачено в его координационном центре (сам любил так говорить, показывая на голову: «Координационный центр»). Из-под его шапки клоками выбились волосы огненно-рыжего цвета. Алеша как бы впервые заметил, что мичман Макоцвет рыжий до медного свечения.

— Ну, олимпиец, подхлестнул ты меня. Без своей палии с охоты не вернусь. — Поспешно затолкал все в рюкзак, повесил двустволку на шею, взял в руки лыжи и палки. — Пошли!