Павел Лукницкий - Делегат грядущего

Марод-Али пришел к своему отцу и все рассказал. До сих пор он никому ничего не рассказывал, даже отцу. Но старик Сафо замахал руками. «Невозможно!» — сказал Сафо. Марод-Али в первый раз спорил с ним долго, гневно и убежденно. Сафо сердился и в первый раз назвал его сумасшедшим. Но Марод-Али спорил еще и еще, он целую ночь не давал отцу спать. А утром отец согласился пойти посмотреть. Марод-Али взял с собою кувшин воды и большую пиалу, из тех, что называются касами.

Сафо и Марод-Али лазали вместе по скалам, и сын помогал отцу в особенно трудных местах. На скалах Марод-Али наполнил водой пиалу до краев, так что вода казалась выпуклой по краям. Затем он ставил ее на камень и выверял. Если ни капли воды не проливалось из пиалы, значит она стояла ровно. Тогда он осторожно поворачивал ее так, чтоб зазубринка на краю приходилась на одной линии с его глазом. Он смотрел и видел вдали по направлению, указанному зазубринкой, камень, он искал такой камень, который оказался бы на одном уровне с пиалой. Он прикрывал пиалу краешком тюбетейки, чтобы не ошибиться и не увидеть камней, расположенных выше этого уровня. Так он угадывал, куда потечет вода. Затем он чуть-чуть наклонял пиалу, и вода на какой-то миллиметр отступала от ее края. Он высчитывал угол наклона. Этот угол был равен уклону будущего канала. Если уклон нужен бо́льший, он сильней наклонял пиалу. Это был простейший и хитроумнейший нивелир, но Марод-Али не знал, что такое нивелир, он до этого додумался сам. А отец его на дальних камнях стоял вместо рейки: то карабкался выше, то ниже. Марод-Али мерил по его голове. Отрез за отрезом, каждый поворот направления, каждый выгиб стены требовали новых замеров, и Марод-Али работал полдня. Но один из таких азимутов уперся в скалу. Голую, отвесную, непреодолимую. Никак по ней не пойдет вода. Тогда Марод-Али начал всю работу заново. Повел линию будущего канала выше. Мерил, считал, лазил и щупал. И снова лазил, щупал, рассчитывал и выверял. Вместе с отцом. Наконец, задыхаясь от жары, возбужденные, усталые, потные, отец и сын спустились к реке и все обсудили. И уже вместе решили: «Можно».

А вечером Марод-Али зарезал барана, устроил плов, собрал всех соседей Сафо и односельчан. И все пришли, удивляясь, с чего бы это Сафо и Марод-Али устроили такой праздник. А когда все наелись досыта, Марод-Али сообщил им свой замысел и спросил их:

— Если я проведу канал, ничего против не скажете? Я возьму себе ту площадку, очищу от камней, устрою посев.

— Ты сумасшедший! — сказал старший из всех гостей. — Я думал, ты что-нибудь дельное нам хочешь сказать, а ты оказался безумцем. Все понимают: только одержимый безумьем может придумать в таком месте построить канал.

И другие все, как один, назвали Марод-Али сумасшедшим. И не стеснялись даже тем, что только что ели его плов.

— Нет. Вы подумайте, — упрямо ответил Марод-Али. — Соберитесь все вместе, подумайте, обсудите…

И гости ушли, а утром сказали ему, что не могут решить без пира.

— Хорошо, — сказал Марод-Али. — Если все ваши дурные головы могут придумать меньше, чем одна голова пира, идемте к нему.

И все вместе они прошли в сад пира. Тот принял их на широкой веранде своего дома и сначала долго смеялся в свою белую почтенную бороду. Потом помолчал. Он был очень высок и худ, но сгорблен, а когда он молчал, все боялись его воспаленных глаз. И опять засмеялся. Очень долго смеялся. Огладил руками бороду, сказал:

— Велик бог… Его святая помощь никогда не касалась дурней! Каждый осел быстро кричит, медленно ходит. Ну, если сделает, я ему сто рублей дам. Или, может быть, дам быка.

Разрешил.

Тогда все вместе пошли в сельсовет. И председатель сельсовета сказал:

— Я не дам разрешения.

— Почему? — нахмурился Марод-Али.

— Нет у меня закона, чтоб в таких местах строить каналы… И потом — ты можешь убиться.

— Я сам за себя отвечаю. Я мастер.

— Все равно не дам!

Долго уламывал Марод-Али председателя сельсовета. И тот наконец спросил:

— А ты уже кому-нибудь говорил слово, что хочешь строить такой канал?

— Никому не говорил, — с досадой ответил Марод-Али. — А тебе не все равно это? Вот только сейчас они меня к пиру таскали.

— И что сказал пир? — пытливо спросил председатель.

— «Сто рублей дам или быка, если построишь».

— Что же, так понимать надо — он тебе разрешил?

Кругом зашумели голоса поселян:

— Разрешил! Разрешил! Он ему разрешил!..

Председатель сельсовета задумался. Потом тихо ответил:

— Ну, хорошо. И я тебе разрешаю. Строй!

Марод-Али взял письменное разрешение и расписку односельчан, что, если он проведет канал, они не станут требовать себе этой земли, не захотят делить ее между собой, вся она будет принадлежать тем, кто очистит ее от камней. Предсельсовета заверил расписку.

Может быть, в селении нашлись бы теперь усомнившиеся в том, что причина безумия Марод-Али — душа его первой жены. Но, несомненно, никто, кроме Сафо, не сомневался теперь, что Марод-Али сумасшедший. Это было решено бесповоротно. И в самом деле…

…Хасоф, житель селения Имц на Бартанге, сорвался и разбился насмерть при попытке втащить желоб на скалу, повисшую над ручьем Кумоч-Дара…

…Восемнадцать поселян были раздавлены обвалом у Желтого камня при попытке подкопать осыпь, чтоб повернуть ручей, текущий с Верхнего Пастбища…

…Канал, проведенный у Шести поворотов, подмыл и обрушил целую гору, на которой паслась вокруг летовки отара баранов. Погибли пять женщин и вся отара.

Множество созидателей каналов было погребено под рухнувшими скалами, оползнями, снежными и каменными обвалами, убито и изувечено упавшими желобами. А сколько еще сорвалось с козьих троп и отвесных стен!.. Сколько поскользнувшихся, сбитых с ног было искрошено взбесившейся водой горных потоков! Недаром как грозное напоминание всем отпечатлелся на плоском камне в Хороге меч Тимура, которым он ударил по камню в ярости на скалу, не пропускавшую воду… А ведь и канал Тимура было гораздо легче построить, чем то, что задумал безумец Марод-Али: там совсем не отвесные скалы, и там почти нет желобов. Если на отвесную стену нужно навесить пять-шесть желобов — это уже отчаянно трудное дело. Самые смелые люди, упрямые и искусные, не решались строить канал, когда обрыв скалы требовал больше десяти желобов. Только ханы решались на это, потому что они не жалели жизни рабов. И десятки рабов погибали, и сотни рабов погибали, а канал все-таки проходил на невероятных отвесах, и перекидывался через пропасти, и нес хану столько воды, сколько ему было нужно. И когда сейчас где-нибудь обрушится от ветхости старый ханский канал — никто не осмеливается браться за восстановление его. И хотя люди в Хорогском исполкоме говорят, что скоро по самым немыслимым стенам ущелий разбегутся такие каналы, о каких ни один хан и мечтать не мог бы, потому что у ханов не было таких порошков и глин, которые называются аммоналом и динамитом и теперь доступны рабочим людям, — никто не верил еще всерьез людям из исполкома, ибо никто своими глазами еще не видал каналов, построенных с помощью этих чудодейственных средств. А Марод-Али хочет своими руками строить канал, в котором — он сам говорил — будет не меньше тридцати желобов. Ха, тридцать желобов!.. Ха, на стене высотой в восьмую часть камня, что по-русски значит — в один километр! И если б еще он накурился опиума, перед тем как утверждать это… Так нет ведь. Все знают, что опиума Марод-Али никогда не курил… Он просто прогневил бога, и бог наслал на него Черное Ослепленье.