Павел Лукницкий - Делегат грядущего

Она пошла по кибиткам, к своим подругам. Многие из них носили еще паранджу и не работали в поле. Лола-хон знала, что им запрещают работать мужья.

— Розиа-Мо, — сказала одной из них Лола-хон. — Твой муж купил тебе платье в прошлом году?

— Правда, купил.

— Оно у тебя порвалось уже.

— Правда, порвалось. Вот видишь, рваной хожу.

— А ты хотела бы иметь много новых платьев?

— Кто не захочет этого!

— Иди работать со мной, будут у тебя твои трудодни, сама себе купишь.

— Нет, Лола-хон. Не пойду.

— Неужели тебе приятней целые дни сидеть в темной комнате?

— Что ты говоришь… Мне, как смерть, надоела такая жизнь. Только работать я не пойду.

— Почему, Розиа-Мо?

— В прошлом году я пошла работать. Ты знаешь ведь, вместе с мужем два месяца я работала в поле.

— Знаю. Потому тебя звать теперь и пришла.

— А этого ты не знаешь, что, когда я шестьдесят семь трудодней заработала, мой муж мне сказал: «Не годится женщине распоряжаться деньгами, не умеет женщина их тратить разумно», — себе все забрал, мне новое платье купил, больше я ничего не видела. А на мои трудодни двадцать платьев можно было купить. И сказал мне: молчи. Я молчала, тебе первой сейчас говорю, чтоб ты знала: какой интерес мне работать?

— Розиа-Мо… Теперь я раис, сама женщина. Я сделаю так: твой муж твоих трудодней не получит. Ты веришь мне? Камнями подавится, если захочет украсть твои трудодни.

— Лола-хон, ты хорошо говоришь, я верю тебе, но как ты сделаешь это? Я все-таки мужа люблю, не хочу обижать.

— Таких мужей в спину гнать надо… Ты не можешь? Ну, пусть. Я с ним тебя ссорить не буду. Мы хитростью сделаем это. Когда придет время тебе трудодни получать, ты перечислишь мне все, что захочешь себе купить. Мы список составим. И сами, женской комиссией, пойдем купим, скажем вашим мужьям: постановление колхоза такое — натурой женщинам выдать их трудодни. Так работать пойдешь?

— Так, конечно, пойду. Только чтоб муж не узнал.

— Ха, какой страх у тебя перед мужем. Глупая ты еще. Хорошо, не узнает твой муж…

— …Бегимэ, — говорила Лола-хон в другом доме. — Скажи, Бегимэ, много проку, что твой ребенок без молока?

— Ты же знаешь, Лола-хон, что у нас нет коровы.

— Нет, потому что твой муж хоть и стар, а водку пьет как рыжий мясник в Румдаре.

— Правда, плохо он делает, водку пьет, забыл мусульманский закон.

— Для этого забыл, для другого помнит… А если б ты сама со мной работать пошла, была б у тебя корова.

— Разве могу я наработать столько? Смеешься ты, Лола-хон.

— Слушай, Бегимэ. Теперь такой есть советский закон: если ты хорошо поработаешь, пусть на корову не хватит твоих трудодней, колхоз премирует тебя коровой. Даром получишь ее.

— Неправду ты говоришь, Лола-хон. И меня муж будет бить.

— Бегимэ, стыдись. Я знаю, ты мужа не любишь. Если он ударит тебя, скажи мне, — мы посадим его в тюрьму. А корову я обещаю тебе. Пойдем.

Лола-хон ходила из дома в дом. Ее крепкие ноги в городских башмаках торопливо расшвыривали кишлачную пыль. Ее голубой джемпер, рукава которого были засучены выше локтей, пожелтел от облаков лёсса. Все видели, как, сомкнув красивые губы, она заходит то в одни, то в другие ворота, надменно оглядывая поднимающихся ей навстречу мужчин. И в ответ на их нерешительные приветствия хмурит высокий лоб и молча проходит на женскую половину.

Не все женщины верили ей, не все хотели работать. Но Лола-хон выбирала лучших своих подруг и разговаривала с ними так хорошо и тепло, что однажды вечером восемь женщин, отпросившись у мужей на девичник, собрались в хижине полевого стана и, разобрав приготовленные лопаты, тайно пробрались к рассеченному глубокой траншеей бугру и проработали там два часа. Лола-хон показала им, что и как надо делать.

И все-таки об этом узнали мужья. И две женщины были побиты мужьями. И одна из них, скрыв побои от Лола-хон, заявила ей, что больше работать не станет, потому что такая работа для нее тяжела. А другой женщиной была Бегимэ, и она прибежала с жалобой к Лола-хон. И Лола-хон, темная от гнева, пришла к ее пьяному мужу.

— Ты собака, — подбоченившись, сказала она. — Для тебя не кончились ханские времена… Если ты еще раз коснешься рукой Бегимэ, ты попадешь в тюрьму.

— Ах ты… — поднялся на нее, покраснев от ярости, муж Бегимэ. — Как смеешь ты, отродье, так со мной говорить?

Но Лола-хон изловчилась, схватила его за шиворот и трижды со всей силы хлестнула его по щекам ладонью. Он зарычал, но Лола-хон была сильнее его.

— Вот тебе за жену… Вот тебе за жену! Это тебе от меня, от женщины, от Лола-хон, — отшвырнула его от себя и гордо направилась в сторону.

Бегимэ побежала за ней в слезах:

— Что ты сделала, Лола-хон? Теперь он убьет меня.

— Убьет тебя? Нет, — насмешливо процедила Лола-хон. — Я знаю его, он слишком труслив… А если боишься — иди жить ко мне, мне веселее будет с тобой.

И Бегимэ в тот вечер перешла в дом к Лола-хон. Но уже утром, протрезвев, муж явился к Лола-хон просить, чтоб она отпустила к нему Бегимэ:

— Видит бог, Лола-хон… Ты сильнее мужчины, и я прощаю тебе обиду. Я не трону больше мою Бегимэ.

— Иди, если хочешь, — сказала Лола-хон Бегимэ. — Но каждый день напоминай ему обо мне. Пусть только попробует свою власть, собака…

Женщины, уже не стесняясь, проходили по кишлаку с лопатами через плечо и спокойно выдерживали насмешки мужчин. Еще пять женщин примкнули к работающим.

Мужчины кишлака Лицо Света начали понимать, что власть их окончена. «Это дьявол, не человек, — говорили они друг другу о Лола-хон. — Вот выбрали на свою голову…» Но другие мужчины посмеивались и утверждали, что хоть Лола-хон и женщина, но она настоящая власть.

Азиз старался не показываться на глаза Лола-хон. Несколько комсомольцев, из тех, кто работал прежде, пришли к бугру заявить, что раз они начинали рыть этот канал, то Лола-хон нехорошо делает, не приглашая их теперь продолжать работу.

— А раньше где были вы? — насмешливо возразила им Лола-хон. — Идите к своему Азизу, пусть даст вам другую работу, вы только с невестами своими умеете шляться по вечерам.

Абдуллоджон обиженно заспорил, но женщины стали смеяться над ними, а Бегимэ воскликнула:

— Ай, если вам хочется денег, мы каждому из вас подарим по трудодню.

И комсомольцы ушли оскорбленные и долго искали Азиза, но нигде его не нашли. А утром на следующий день пришли к нему в сельсовет.

— Не знаю, как теперь быть, — заговорил смущенный Азиз. — Лола-хон — колхозный раис. Упрямая очень, спорить с ней трудно.

— А ты — секретарь сельсовета. Должен ей приказать. Как это так, она против комсомола идет?

И Азиз решился пойти к Лола-хон. Она работала в поле, встретила Азиза холодно, молча выслушала его.

— Не будем ссориться, Лола-хон, — заключил Азиз. — Я, правда, был виноват. Ты — кандидат партии, комсомольцы к тебе пришли… Нехорошо получается.