Петр Капица - Неслышный зов

— Мое почтение, дадо, — поклонившись, сказал я.

— А кто ты такой? — всматриваясь в меня, спросил цыган. — Разве я тебе отец?

— Вы отец Нико и Гурко. Я с ними в школе учился. Помните, приходили к вам лудить котлы?

— Всех мальчишек не упомнишь. Контрамарку, наверное, хочешь?

— Нет, у меня билет. Пришел ваших ребят повидать.

— А ты не тот ли чаво, что с ними покойника возил? — наконец вспомнил старик. — Не Ромалэ тебя звали?

— Ромалэ — это цыгане, а я Роман.

— Ага, ага… мэк одой [1] Пусть так (цыганск.) . . Где барышничал?

— У вас научился металл плавить. На формовщика-литейщика учился.

— Скучную жизнь выбрал. А твоим чавалам я судьбу делал. Вижу, во дворе колесом ходят, с трапеции на кольца прыгают. Мыцу и Катькэ этому же научили. Я сразу почуял: судьба. Опять бродяжничать буду. Двух молодых кобылок смаклачил. Вместе с ребятами по кругу объезжал. Всем таборным играм научил. Потом пьяницу, бывшего хозяина бродячего цирка, нанял. Он мальчишкам джигитовку показал, всяким флик-флякам обучил… Танцы им придумал с гитарами. Сперва мы на ярмарках выступали, а недавно в шапито взяли. Два своих вагончика имеем и четверку коней. Как в старину, всем табором по дорогам мчим, а старый дом заколотили.

— Почему вы стали «Четыре Сохнора — четыре»? Ваша же фамилия другая?

— В моем роду лучшим наездником был Сашко Сохнора. Конокрад, но мудрый вожак. В честь его мне имя такое дали. А теперь и фамилию взял. Артистам это разрешается. Пусть знают, какие мы!

Поставив лошадок в стойла и дав им корм, старый Сашко повел по переходам в обширный двор цирка, где рядами стояли вагончики на колесах — передвижные гостиницы циркачей. В одном из вагончиков ютились парни с отцом, а в соседнем — девчонки с матерью.

Когда мы по ступенькам вошли в вагон, Гурко и Нико уже переоделись, отклеили усы и вытирали перед зеркалом грим с лица. Увидев меня отраженным в зеркале, Гурко по-прежнему заговорил языком мушкетеров:

— Насколько мне память не изменяет, один из них мой отец, а кто другой — загадка.

— На мне нет одежды мушкетера, но и без нее я душой с вами, — в тон ему ответил я.

— Предчувствие не обманывает… Это Ромка, разорви его ад! — воскликнул Нико и обнял меня так, что хрустнули кости. — Рассказывай, откуда взялся? Кем стал?

— Пока безработный… хожу на биржу и сочиняю повесть о нашем детстве…

— Карамба! Я знаю, зачем он пожаловал, — перебил Гурко. — Хочет быть пятым! Ты им станешь. У нас для большой пирамиды не хватает мужчины.

— На этот раз вы меня с кем-то путаете, — возразил я. — С детства панически боюсь лошадей и до смешного дорожу своей головой. Пока она у меня довольно прочно сидит на плечах.

— Хотя ваш ответ, милорд, образец мудрой осторожности и безупречной любви к себе, он все же не имеет под собой солидной почвы. Мы помним, каким вы были наездником на спортивном «коне» и «козле». К тому же мушкетер должен уметь все. А голову можно свернуть и на литературном поприще…

— Ладно, будет уговаривать, — остановил младшего сына Сашко. — Дайори ждет ужинать. Она не любит дважды разогревать, тахасел тро шеро! [2] Пропади твоя голова (цыганск.) . Зовите гостя.

Вчетвером мы прошли в соседний вагон, где на узком столе Миля Зарухно расставляла металлические миски, деревянные ложки, глиняные кружки. Меня она узнала сразу.

— О, Ромушка! Покажись, покажись, какой ты стал!

В это время в вагон вошли Мыца и Катькэ. Они внесли два дымящихся казанка. Один с вкусно пахнущим тушеным мясом, другой с картофелем в мундирах.

— Смотрите, доченьки, какой кавалер объявился! — продолжала Миля. — Не зевайте, садитесь рядом.

Девчонки, поставив казанки на подставки, смущенно поклонились мне и начали помогать матери. Из тощих лягушат они превратились в довольно гладеньких и миловидных девушек. Мыца была черноволосой, с бедовыми глазами, как отец, а белокурая Катькэ походила на мать. Девчонки обе уже ходили в туфлях на высоких каблучках, носили короткие юбочки в обтяжку и белые кофточки.

Раскладывая куски копченой селедки и картошку в мундирах, Миля, как бы извиняясь, сказала:

— Не знали, что такой гость будет. Мы бы что-нибудь поделикатней приготовили…

— Да, да, — озорно подхватил Гурко. — Жареных фазанов, окруженных корсиканскими дроздами, заливное из кабаньих пятачков и ушей, холодную козлятину под соусом тартар, великолепного лангуста и устриц.

— Пусть вас не беспокоят такие пустяки, — ответил я ему в тон. — В моих путешествиях мне удовольствие доставляла простая пища: макароны в Неаполе, полента в Милане, пилав в Константинополе, ласточкины гнезда в Пекине. Здесь же я с удовольствием разделю ваш ужин. Он для безработного будет роскошным пиршеством.

— Ты действительно без работы? — сочувственно спросила Миля.

— Дайори, не верь ему, — вставил Нико. — Он прикидывается простаком, а на самом деле рвется к бессмертию и славе. Я видел напечатанным его рассказ в журнале под именем Роман Гром.

— По такому случаю не грех и по стаканчику опрокинуть, — предложил старый Сашко.

Не обращая внимания на строгие взгляды Мили, он достал бутыль с рябиновой настойкой и налил всем понемногу в кружки.

Ужин прошел шумно и как-то по-домашнему, словно я попал в родную семью. Сашко и Нико еще нужно было заняться лошадьми, девчата остались мыть посуду, провожать меня пошел Гурко. По пути он вспомнил:

— Ты знаешь, кого я здесь высмотрел? Сам себе сначала не поверил. Антаса — Ржавую Сметану. Он фамилию сменил на Нетлелов и такой важности на себя напустил, что сразу не узнаешь. Ходит в роговых очках, с тростью и портфелем… Волосы не то седые, не то выцветшие… Прямо доцент или профессор! Учится в ЛИФЛИ. Да, да, в Институте истории, философии, литературы. И, видно, мухлюет по этой линии. Я еще не разобрался в его махинациях. Тут ты должен помочь. Он почти ежедневно делает обходы старых барынек и почему-то с нищими дела имеет. Я выследил, некоторые адреса записал…

— Ты никак в сыщики хочешь податься? — спросил я.

— А почему бы и нет? Меня это дело влечет. Неплохо стать таким, как Живнин. Не бродяжничать же всю жизнь с цирком. Да и в наездники годишься, пока молодой, а потом? Поработаю года три, скоплю деньжат и пойду в техникум физкультуры или юридический. Нико тоже учиться намерен, и девчонкам надо школу кончить. Отец, правда, обидится, но в нас цыганская кровь не играет, мамашина убавила пыл.

— Хорошо, помогу в твоих сыщицких походах, — согласился я. — Интересно взглянуть на Антаса.

И мы условились встретиться в пятницу в пять часов на Невском у Гостиного двора.

Осень — конец летней вольницы, пора заготовок на зиму. Старожилы, имевшие лошадей, семьями отправлялись в леса по грибы и ягоды. Они захватывали с собой постели и еду на несколько дней.