Петр Капица - Неслышный зов

— Ой! Мне показалось, что Толченов гонится. Вот противный тип!

— Да, злопыхатель!

— Хуже… навязчивая свинья.

Дремова подхватила меня под руку, и мы в ногу пошли дальше.

— Умеешь хранить чужие тайны? — спросила она меня.

— Постараюсь. Впрочем, не знаю. Мне их никто не доверял.

— У тебя что — нет друзей? — изумилась она.

— Как нет? Есть. Они за меня в драку пойдут.

— А я всех друзей растеряла, — с горечью сказала она, — как-то так случилось, что не осталось ни верных подруг, ни бескорыстных друзей. Одни завистницы и навязчивые ухажеры. Думала, Мокеич оградит, а он… если расскажу, не поверишь.

— Не бойтесь, не подведу.

— Что ты мне выкаешь, когда я с тобой на ты?

— Как-то сразу неловко.

— Видишь ли, к Мокеичу я за советами ходила. Человек он опытный, много видел и многое знает. Я о первых женщинах в науке пишу. Меня не смущало то, что он один живет. Думала, он много старше меня… ничего такого ему и в голову не придет. И он действительно был радушен, щедр на советы. Сам литературу подбирал — казалось, ничего неожиданного не может произойти. И вдруг в один из вечеров слышу: «Не уходи, не уходи… Куда тебе ночью брести. Останься». Я не поняла его. «Спасибо, — говорю, — еще не поздно». — «Ты не поняла меня, предлагаю остаться навсегда… моей женой». Ну — такого я не ждала. «Знаете, я об этом не помышляю, свобода дороже, — начала мямлить я. — И в жены не гожусь. Уже проверено… Строптива, хозяйничать не люблю». А сама думаю: «Только бы выбраться отсюда, покончить с неприятным разговором».

Он побелел весь. Вытащил из ящика стола револьвер и спрашивает: «Неужели я так противен тебе? Если уйдешь — приговоришь к смерти. Без тебя… все равно не жить мне». Вижу, не шутит, страшно уйти, а вдруг застрелится? Всю жизнь клясть себя буду. И так бессердечной называют. Тебе неприятна моя откровенность? — спохватилась вдруг Сусанна.

— Да ладно уж, договаривайте.

— Терпи, если хочешь стать моим другом, — сказала Сусанна. — Мне не с кем больше поделиться. Страшно становится и неловко, когда плачет герой гражданской войны. А у него слезы заблестели. Сердце у меня не каменное. «Ладно, — говорю, — останусь сегодня, только прошу до меня не дотрагиваться». — «Без твоего желания никогда себе этого не позволю», — поклялся он. И сразу обрадовался, засуетился. Мне свою койку уступил, себе на диванчике пальто постелил. Был деликатен. Пока я раздевалась, ушел в кухню курить. Потом свет погасил, но уснуть мне не дал. Всю свою «окаянную», как он выразился, жизнь вспоминал.

Рос впроголодь в большой семье. Отец по крышам лазал, трубы чистил. Упал с высокого дома, калекой стал. Мальчишкой пришлось слесарить, на хлеб зарабатывать. Потом послали воевать против Колчака. В Сибири в плен попал — в бане голыми белогвардейцы захватили. Пожилых питерцев расстреляли. А его и других юнцов шомполами при народе пороли. Чтобы не взвыть от боли — губу прикусил и, видно, сердце надорвал. Ордер на жилье получил, когда редактором стал, а для успокоения сердца и ласки нет ордеров, бобыль бобылем…

В общем, сумел разжалобить. И стоило мне всхлипнуть — кинулся руки целовать… Я так измучилась в ту ночь, что не нашла в себе сил сказать твердое «нет». Вот такое у нас было сватовство. Наверное, теперь презираешь меня?

— Какое я на это имею право?

— С другими я расправлялась решительно, — продолжала Сусанна. — Ты не знаешь, какими навязчивыми и противными бывают мужчины. Каждый дурит голову по-своему, а все добиваются одного. Ты не такой, я знаю. И очень, наверное, чистый. Не слушай никаких Толченовых! Хочешь, я тебе сестрой буду?

Предложение было неожиданным. В сестре, честно говоря, я не нуждался. Мне достаточно было брата, с которым отношения сложились довольно прохладные, но мне льстило, что такая видная женщина хочет стать моей сестрой. Не понимая, почему я молчу, она добавила:

— Кроме братского доверия и дружеской верности, мне от тебя ничего не надо.

«Какая же это любовь, если ничего не нужно?» — подумал я, но вслух не высказал сомнений.

Мы дошли почти до моста. Сусанна остановилась у чугунного парапета и заметила:

— А ты на мое предложение не ответил.

— Не знаю, по-братски ли, но готов быть другом — и навсегда, — клятвенно произнес я.

Сусанна, в каком-то непонятном умилении, принялась целовать меня, словно глупого юнца. Эти поцелуи почему-то были мне неприятны. Я отстранил ее и сказал:

— Только, пожалуйста, без телячьих нежностей. Мне они не нравятся.

Ее это не огорчило. Она даже повеселела и засмеялась:

— Чудесный у меня братишка! Таким я тебя и представляла. Дальше не провожай, дойду сама.

Домой я вернулся со смешанным чувством. Радость вызывало то, что я, наконец, добился ее благосклонности и дружбы, а огорчение — странность отношений: брат и сестра. Ничего хорошего я не ждал от подобного родства. Но решил не торопиться с выводами, а подождать. Я же был исследователем жизни!

В литейном цеху заработала вентиляция. Радуясь свежему воздуху, литейщики подбегали к вытяжным трубам и подставляли руки. Ветерок приятно холодил и щекотал пальцы.

Самый дурашливый из литейщиков — Вадя Маслюков, у которого крупный и вислый нос занимал чуть ли не треть лица, — снял с вешалки полотенце, поднес его к широкой трубе и закричал:

— Робя! Смотри, парусит. Тута одежду сушить можно.

Полотенце то надувалось парусом, то хлестало концами по краям трубы. Это забавляло Маслюкова, и он изощрялся как мог. Вдруг носатый испуганно вскрикнул и побледнел. Полотенце сильной струей воздуха втянуло в самую крупную ячейку решетки и унесло…

Вентилятор тотчас загромыхал, заухал, тряся всю систему труб.

— Робя! Полотенце улетело! — завопил Маслюков. — Выключай ток!

Рубильник под ловкой рукой Лапышева щелкнул и высек искру. Мотор заглох, и вентилятор перестал грохотать.

В формовочную заглянул мастер.

— Кто выключил? Что тут натворили?

— Маслюковское полотенце труба утянула… На вентилятор намотало.

— Все забавы у вас! — принялся отчитывать Пал Палыч. — Придется Маслюкову за свой счет чинить вентилятор. Я нагоняй получать не желаю.

Тишина в литейке всполошила и главного механика — инженера Черновпадина. Он недолюбливал озорных бузотеров-литейщиков, гораздых на всякие проделки. Вбежав в цех, инженер спросил:

— Почему вентиляцию остановили? Забавляетесь, что ли?

Он включил рубильник, но, услышав грохот, остановил мотор.

— Хороши… Отличились! — возмутился Черновпадин. — Столько хлопотали, денег кучу потратили на вентиляцию, а они в первый же день ее из строя вывели. Кто виновник?

— Никто, — спокойно ответил мастер. — Само как-то так получилось. Полотенце на гвоздике у трубы висело… Тягой его утянуло. Видно, решетка крупновата.