Александр Апасов - Разгуляй

Найди себя в себе, подчини себя себе, овладей собой и узришь правду.

Вокзалы всегда суетливы и многолюдны. И никогда тут толком не поймешь — кто уезжает, кто приезжает. И все здесь озабочены чем-то, и все в томительном напряжении. Одни бесцельно толкутся в залах ожидания, тоннелях, на перронах или сонливо ждут своего часа. Другие — те, что всегда опаздывают, — мечутся во всех направлениях, кроме нужного. И оттого на вокзалах всегда какая-то повышенная встревоженность… Аж сердце щемит от этих бесконечных залов ожидания — как, впрочем, и от всякого затянувшегося ожидания.

Я не люблю вокзалов. Они навевают на меня тоску и напоминают о вселенской неустроенности. И не люблю поездов, потому что чувствую себя в них как зверь в клетке — слоняешься без колодки по вагону взад-вперед, и от звонка до звонка никуда отсюда не выйдешь, никуда не денешься… А вокруг тебя чужие, незнакомые люди. И все они волей случая сведены на трое-четверо суток дороги. И не люблю вступать в случайные беседы, и не люблю заводить дорожные знакомства, и даже читать в пути не люблю. Вот оттого, наверное, и чувствую себя неприкаянным и оттого не люблю ни вокзалов, ни поездов… И оттого всегда опаздываю. Везде…

— Счет! Поскорей, пожалуйста. Опаздываем......

— Так, побежали! В гардероб — шмотки еще надо забрать......

— Да, да — чемодан, сверточек вон тот и еще планшет......

— Ну, пошла кинетика!......

— Такси, конечно, в этих условиях — нереальность, мечта идиота… О! Вот уж точно — идиот! Нужно хоть напоследок воспользоваться правами......

— Пожалуйста, машину — на вокзал. Опаздываем......

— Ну, все. По коням! И — марш, марш, марш!

— Шеф, прибавь маленько. Опаздываем… Вот это — другое дело! С ветерком да на резвых! Э-ха-ха…

— Леня, ты знаешь эту песню?

— Еще бы! Но сейчас я не о том. «И опять я ухожу назад, и опять со мною нет тебя»… Ой, милые девушки, через двенадцать часов я буду в благословенной Москве! На Разгуляйчике!.. У меня аж дыханье перехватывает, когда подъезжаю. Но — «опять я ухожу назад»…

— Между прочим, это любимая Лялькина песня.

— Кому ты говоришь, радость моя? Лялька… Москва… Разгуляй… Нет, вы себе не представляете, милые девочки, утром уже в Москве!

— Ты, случайно, не родственник чеховским «сестрам»?

— Я их троюродный дедушка… Кстати, чеховские сестры Прозоровы родились тоже у нас на Разгуляе — на Старой Басманной, то бишь нынешняя улица Карла Маркса. Стало быть, мы еще и земляки… Но, как говорится, не в энтим дело. Все равно считайте, что я уже в Москве!

— Не говори «гоп»…

— А что мне теперь? Аллюр три креста — и «на рысях, на большие дела». Жалко вот только, завтра суббота — Митька не работает. Разбередил бы я ему душу. Ну и пусть ему будет хуже, раз не приехал…

Зоенька, а ты чего грустишь? Все отлично! Досадно вот, что планшет твой так и не раскрыли, не увидел твоих работ. И что ты так долго не приходила? Ну ничего, не грусти — «у нас еще все впереди», как в песне. Знаешь, есть такая песня —

— Знаю, хорошая песня.

— Эх, и ударим мы по струнам в первопрестольной!.. Ты ведь приедешь? Милочка вот грозится осчастливить столицу нашей Родины, и Лиля тоже. Соберемся все — и махнем в Зеленоград!.. Что, приехали? Побежали — три минуты до отхода!!!

А дальше вокзал — развороченный муравейник. И все здесь мечутся в разные стороны. И мы в этой кутерьме бежим, конечно, не туда. И от суматохи наши сердца стучат, словно учащенный хронометр. Но время пульсирует, несмотря на нашу спешку, куда быстрее нас. Наконец выбрались на перрон: поезд № 2, вагон № 2 — и место, кстати, тоже № 2. Это, наверное, и спасло — счастливое стечение…

— Что, уже уходит? Нет, это невозможно. Надо же еще попрощаться. Билет? Пожалуйста… Так, чемодан и сверточек драгоценный в тамбур — и обратно.

— Ленечка! Скорей, скорей!

— Ничего, без меня не уйдет. Ну спасибо, милые девушки!

Резкий поворот по полукругу — это я целу́ю полукруг Зои, Милы и Лили, — а рядом лениво, полусонно движется, ползет поезд… Девушки торопят меня вернуться в вагон и суетятся: скорей, скорей. Но все происходит настолько быстро, что невозможно прийти в себя… Скользящий поцелуй по полукругу со скоростью набирающего ход поезда — для поцелуя, даже для прощального, эта скорость крейсерская.

Взялся за поручни, стою на подножке, проводница оттесняет меня в тамбур. Последний взмах шляпы в пролет двери. И все…

А дальше — рельсы, рельсы, рельсы. Они сходятся, расходятся, выгибаются, пересекаются и вдруг, вытянувшись в напряжении, замирают. Замирают, чтобы не замерла жизнь. Замирают, чтобы своей могучей неподвижностью помочь тем, кто всегда спешит, кто всегда стремится куда-то… И скована земля железными путами дорог — неподвижность хранит движение.

Все, что было потом в вагоне, просто не хочется вспоминать. И не только потому, что, порешив содержимое драгоценного сверточка, я, мягко говоря, «выпал в осадок», — это уже другое дело. Но я вообще не люблю поездов — вечно тут начинается какая-то бестолковщина. Вот уж воистину турусы на колесах.

Мое место, естественно, оказалось занятым, и мне предложили перейти в другой вагон. Я запротестовал, потому что в соседнем купе увидел своих из пресс-центра. Мы втроем стали уговаривать проводницу, но, так ни до чего и не договорившись, взяли у нее три стакана, распотрошили сверточек, излили душу на пресс-центровскую безалаберщину, и мои приятели стали укладываться спать, а я отправился к проводнице.