Анатолий Чмыхало - Половодье. Книга вторая

Таким же бездушным солдафоном выведен и дворянин поручик Мансуров, выпоровший каждого десятого покровчанина за неподчинение колчаковскому приказу.

Среди истязателей и палачей особенно тягостное впечатление оставляют образы атамана Анненкова, его поручика Лентовского, атаманца Каланчи. Подчеркивая внешний бравый вид Анненкова — сурово сдвинутые брови над длинным прямым носом, смоляной чуб, выдающийся вперед волевой подбородок, — автор раскрывает истинное лицо этого человека. Он приблизил к себе такую гадину, как Лентовский, в высказываниях и манерах его самовосхваление, показное благородство.

Так, говоря о прошлом России, Анненков вспоминает Минина и Пожарского. Но мужественные образы предков лишь побрякушка в устах карателя. Его постепенно выдают рисовка и глаза, которыми он жестко и холодно смотрит на окружающий мир.

Такую же страшную ненависть к простым людям Анненков и ему подобные старались передать и своим атаманцам. В образе Каланчи ярко схвачены черты прообраза фашистского белокурого молодчика, которому «лить кровь» доставляет удовольствие.

Широко даны в романе бытовые картины из жизни сибиряков. А. Чмыхало ведет нас на сенокосную и уборочную страду, на сельские сходы и кулацкую поденщину, знакомит с подледным ловом рыбы, отправляет вместе с мужицкими подводами в старый купеческий город…

Из разнообразных сторон сельского быта показываются такие стороны, такие грани, через которые герои все больше и больше проявляются, становятся ощутимо близкими, понятными — пусть автор рисует их на втором плане, — люди, живые люди встают со страниц книги.

В трудовых сценах, остроумных беседах мужиков о своем житье-бытье, в бойкой крестьянской свадьбе и своеобразных, полных веселья и удали вечерах молодежи, получивших определение «гульбища», все полнее и рельефнее воссоздает А. Чмыхало черты русского характера. Даже в условиях темноты, невежества и грубого произвола эти люди ярко проявляют себя и в труде, и в любви, и в человечности.

Скупо в подтексте, авторских отступлениях, пронизанных проникновенным лиризмом, в эпизодических событиях — с каждой сценой все яснее и четче — проходит мысль: у труженика-бедняка, жизнь которого страшна суровыми испытаниями и лишениями, внутренний мир более широк и богат, чем у скаредного собственника. Нет у бедняка ни хитрости, ни лукавства. Таковы и Елисей Гаврин, и киргиз Жюнуска, и сельский пролетарий, пастух Ермолай, который гол как сокол, но зато всегда весел и добр, с душой светлой и приветливой, таков и Свирид Солодов, первейший плотник, мастер на все руки. Горе не согнуло этого многодетного бедняка. В постоянной нужде он сумел сохранить свое человеческое достоинство, гордость и самостоятельность. Работящи и скромны его дети. В образе Любки, дочери Свирида, запечатлен замечательный характер русской девушки, поступки и красота которой полны глубокого обаяния, прелести.

Тернист жизненный путь крестьянина в дореволюционной России. Круты и жестоки нравы собственнической деревни.

Братья Гаврины до полусмерти избили оговоренного бедняка киргиза, белогвардейский прихвостень Федор Быков со своими приспешниками коварно нападают на невинного Романа Завгороднего; Никита Бондарь жестоко выпорол своего сына Антона, а последний не остался в долгу перед своим отцом…

Бабка Лопатенчиха, заподозренная в колдовстве, постоянно страдает от грубых и суеверных односельчан: во время свадеб ее поят самогонкой до тех пор, пока она не теряет сознания. Нередко и этим не ограничиваются. Лопатенчиха хорошо знает природу, лечебные травы, добра сердцем, но эти ее замечательные качества ускользнули из внимания многих покровчан. Лишь настрадавшийся дед Гузырь знает ей цену. Бабка Лопатенчиха приютила его, помогла стать на ноги после болезни.

Образ деда Гузыря — один из наиболее удачных в романе. Этот незаурядный старик, умеющий и корзину сплести, и рыбы наловить, и дать деловой совет, очень близко принимает к своему сердцу народное горе. Испытав жестокий произвол отца в детстве, пройдя безрадостный путь разнорабочего, он не утратил главного — человечности и жизнерадостности. Гузыря трудно представить без острого словца, бесхитростной, простодушной улыбки, без особого умения с юмором оценивать свою горькую жизнь.

Сравнивать настоящее с прошлым, одни стороны жизни с другими, причем сравнивать их в выгодном свете для простого, обиженного судьбой труженика — вот его немудреная философия. На первый взгляд в этой «мужицкой философии» А. Чмыхало не оригинален. В литературе можно назвать несколько образов, чем-то похожих на этого бедняка. Но эта схожесть кажущаяся.

Образ деда Гузыря запоминается, он по-своему самобытен, подсмотрен в жизни. В сибирских селах нередко можно было встретить в годы революции, коллективизации, Великой Отечественной войны таких дедов. Еще и сейчас найдешь Гузыря, правда, он претерпел значительные перемены — лишь в основе неистощимо веселого характера, в истинно народной оценке тех или иных событий по-прежнему там или здесь вокруг откроются лучшие качества такого бывалого человека. Он много испытал на своем веку и умеет зорко подмечать все хорошее в людях и окружающей жизни.

Великодушие и острое любопытство к происходящему ставят этого героя не только свидетелем многих сцен, но и их активным участником. В них-то и проявляются его слабые и сильные стороны. Слабые в том, что он нередко для красного словца может кое-что привнести в свой рассказ о событии и своей роли в нем, сильные — в том, что такой герой, как дед Гузырь, не останется сторонним наблюдателем, а будет советовать, помогать — помогать даже тогда, когда это грозит ему смертью, — для него важно, чтобы это было благородное дело. В первой части романа Гузырь спасает утопающую Нюрку Михееву, «на потеху атаманцам» шествует под шомпола вместо беременной женщины, укрывает раненого матроса Касатика…

Показывая темные стороны сибирской деревни, А. Чмыхало останавливает внимание читателя и на религии. Решая вопрос о том, почему религиозные предрассудки были особенно живучи в то время, автор логикой развития образов, событий утверждает, что служители духовного культа, церковь чаще всего цеплялись за крестьянские неудачи, бедность, невежество. На судьбе Нюрки Михеевой раскрывается тлетворное влияние религиозного дурмана. Случилось у девушки несчастье — не связала она судьбу с любимым человеком — и дорога у нее в церковь: молиться, уйти от мирских горестей и печалей. Бойкая, озорная Нюрка стала вянуть, угасать, как влаголюбивое растение в затянувшийся зной, во взгляде появились «дурнинка», безразличие ко всему. В церкви рядом с Нюркой неистово молится «испитой мужичонка в рыжем, сплошь испещренном латками зипуне». И этот штрих — не случаен. Значит, разные житейские неудачи могли быть основой религиозного фанатизма…