Анатолий Чмыхало - Половодье. Книга вторая

Солнце вдруг скрылось за облако. Расплываясь, по земле пробежала тень. Подул легкий ветерок — и заходили волнами, заплескались о межи хлеба.

Выезжая из лога, Роман невольно посмотрел в сторону Покровского. Но ни знакомых изб, ни верб не было видно. Лишь по синей полоске Шаповаловского колка он определил, где у кромки бора находится село.

Вид степи радовал Романа. Особенно в эту летнюю пору. Степь была, как невеста: нарядная, вся в цветах. У самой дороги белели ромашки. Дремали желтые колокольчики. Посвечивали в высокой, густой траве голубые незабудки. А немного дальше, в лощине, где начинались солончаки, буйно цвел донник.

Раздувая ноздри, Роман вдыхал тонкие запахи меда и мяты. И думал о том, что он не смог бы жить без этого широкого, как море, простора. Без островков говорливых берез, разбросанных по степи. Без прибившихся к колкам пашен.

Защемило сердце. Не успеешь оглянуться, и подступит страда. Трудно придется матери и Любке. Отца разве что за кашевара возьмут на пашню, да и дом не оставишь без присмотра. Может, ревком жатку подошлет. Должен бы помочь Гаврила, знает он нужду Завгородних.

— Отпуска, поди, которым дадут на жатву, — думая о том же самом, заговорил Бандура. — У меня дела совсем аховые. Хуже некуда. Жинка на сносях, да двое малолеток.

— Тебе и без отпуска можно обойтись, — сказал Аким. — Дома живешь, найдешь час побывать на пашне, а вот нам как? Эх, поднажали бы расейские оттуда, да мы отсюда! За месяц порешили бы Колчака — и тогда делай, что хочешь. Должен бы Ленин подумать о нас. Сам-то он, кажись, из крестьян.

— Так, пожалуй, — согласился Роман. — Первым делом он землей наделил бедняков.

— И еще ты, Роман Макарович, вот что скажи, — продолжал Аким, дергая за повод коня, потянувшегося к пшенице. — Ежели Ленин про нас узнает, что мы, значит, восстали и держимся, может, он навестит нас?

— Через фронт-то? Ну и чудишь ты, парень, — ухмыльнулся Бандура.

Аким обиделся на бородача:

— Ты чудишь! Еропланы есть? Есть. Возьмет и напрямки прилетит. Верно, Роман Макарович?

— Верно-то верно, да у товарища Ленина, говорят, много других армий. И разве их все облетаешь! Россия — большущая держава.

Аким остался при своем мнении: прилетит. Уж куда-куда, а в Сосновку должен махнуть. В расейских армиях много комиссаров ученых. Они и без Ленина понимают, как быть, к примеру, с жатвой.

Выехали к Воскресенской грани. Прискакал один из разведчиков. Встав на стременах, махнул рукой на рассыпанные по бугру березки.

— Там беляков поймали! Фрол знает их обоих, — сообщил он, едва переводя дух.

Послав взвод неторопкой рысью, Роман поскакал за разведчиком. Сначала по проселку, затем напрямик, по свежей кошенине. С бугра он увидел на дороге крестьянскую телегу и в ней трех мужиков. Приметив Романа, Фрол поднял над головой шапку.

Разведка задержала Антона Бондаря и Александра Вербу. Роман едва узнал Антона. Его лицо сплошь покрылось синевой, а вспухший нос походил на картошку. На обоих была поношенная холщовая одежда. Местами просвечивало тело.

— Явились голубчики, — выплевывая прилипшую к губам цигарку, сказал Фрол. Он держал в руке винтовку. Видно, не совсем доверял сидевшим на подводе.

— Обыскали? — сухо спросил Роман, не сводя глаз с задержанных.

Фрол слез с коня и стал ворошить в телеге пахучее сено. Он делал это обстоятельно, не спеша, перетирая в руках чуть ли не каждую былинку.

— Нет у нас ничего, кроме бомбы, — заговорил Антон, поеживаясь под пристальным взглядом Романа. — Подо мной бомба, в кармане зипуна. Это мы для защиты взяли, когда порешили бежать.

Фрол подтолкнул Антона в спину, тот приподнялся. Возница зажмурился от страха.

— Английская, — Фрол покачал бомбу на ладони, как бы взвешивая, и отдал Роману.

— Когда наших пороли да жгли живьем, вы что-то не собирались бежать! — в сердцах бросил Роман.

— Дураки мы, — слезливо протянул Антон. — Меня, к примеру, батька послал в солдаты. За привилегией гнался, за льготами. А как попал я к атаману Анненкову, как насмотрелся всяких ужастей, так и убежал. А еще потому тягу дал, что мне офицер морду расквасил. Видишь, Роман, что они делают.

— А чего ж это вы в хламье вырядились? Приезжали в Покровское в доброй амуниции.

— Мы поменяли форму на мужицкую одежду, — ответил Александр. — Не пойдешь ведь с лампасами да черепами по селам. А деньги нам дали впридачу — мы возчика наняли.

— Складно у вас получается… Ну, да в штабе разберутся, — жестко сказал Роман.

Подошла колонна. Бойцы обступили телегу. Антон попросил закурить, ему дали. Завертывая самокрутку, он проговорил, тяжело вздохнув:

— Вот как, ребята, в белой армии с солдатом обращаются. Ни во что не ставят нашего брата.

Бойцы сочувственно закачали головами.

Роман направил двух парней сопровождать подводу с задержанными. Наказал, чтоб сдали в Сосновке Мефодьеву или Антипову.

— Там разберутся, — повторил он.

Возница вдруг забунтовал. Не нужно ему и денег, только отпустите домой. Он семейный человек, и к тому же хворый. Он не хочет помирать прежде времени. Может, у седоков еще есть бомба, а может, они побегут и конвоиры начнут стрелять. Если б знал возница, что это — переодетые беляки, он бы ни в жисть не повез их.

— Взялся за гуж, не говори, что не дюж, — сказал ему Роман. — Да этих ребят мы знаем. Ну, попали они по ошибке к Колчаку, а теперь дали тягу. Эх ты, мужик! Чего забоялся.

Антон криво улыбнулся вздутыми губами:

— Мы сами, дядя, всего теперь боимся. Одна радость, что к своим прибились.

Оглядев седоков и пошарив под собой в сене, возница согласился. От судьбы, мол, не уйдешь. Поехали!

Бойцы проводили подводу дружным смехом.

Под Воскресенкой колонна остановилась. Возле колка, где трава была по пояс, покормили лошадей и опять тронулись в путь.

По дороге иногда встречали крестьян. Некоторые из них узнавали среди бойцов своих односельчан, на ходу делились новостями. Из этих коротких разговоров Роман понял, что за последние дни восстали еще несколько сел Мотинской волости. Выходит, скоро надо ждать новых пополнений.

К исходу вторых суток пути, на заре, когда отряд оставил далеко позади Мотину, на одной из заимок разведчики обнаружили парнишку лет тринадцати, грязного и худого, с заплаканными глазами. Парнишка поначалу сильно испугался. Кинулся в пшеницу. А потом не мог связать двух слов. Но когда убедился, что перед ним партизаны, несколько успокоился и рассказал, что в их селе Сидоровке стоит крупный карательный отряд. Человек двести, не меньше.

— Вчера пороли шомполами. И мамку мою отстегали, — говорил парнишка. — А деда Кондрата живым закопали в землю. У него сыновья от солдатчины скрываются. Четверых мужиков беляки за поскотиной расстреляли. Я испугался и ночью ушел на заимку.