Анатолий Чмыхало - Половодье. Книга вторая

— Ты бабе своей укажи, а нам нечего!..

— Да ён бабе не токмо указать, а и показать может!

Мужики раскатились смехом. Роман вспыхнул, обвел толпу гневными глазами.

— А ну, марш отсюда! — крикнул он и, оттолкнув Силантия, бросился развязывать подпруги.

Мотинцы сначала отпрянули, затем загалдели еще громче. Но к кузнице подъехал Антипов. Он с площади услышал шум.

— Чего не поделили? — спросил он строго, подходя к Силантию и Роману.

— Мотинские самовольно полезли. Уж все подковы порастащили, — у Романа дрожали губы.

— А ты б, Завгородний, сообщил в штаб. Разберемся, поди, — укорчиво сказал Антипов.

Роман виновато потупился. В самом деле, чего он связался с мужиками? Разве их переспоришь. Того и гляди, драку затеешь.

— Ты вот что: сдай все подковы, до единой! — приказал Антипов Силантию. — Сам буду проверять. У кого найду — не поздоровится. Ковать лошадей взводу Завгороднего. Ему в ночь выступать на боевое задание. Понятно?

Мотинцы зашевелились, зазвякали подковами. Силантий нырнул между коней, и вот уже его рыжая голова взметнулась в конце очереди. Оттуда долетел недовольный говорок, который тут же стих.

«Ловко осадил их Антипов! И про какие-то задание приплел», — с благодарностью подумал Роман, глядя на хмурых и немного растерянных мотинцев. Они подходили к ветхим, черным от времени дверям кузницы и со звоном бросали на землю подковы. Молча садились на коней.

— Куйте быстрее! — сказал Антипов. — Освободишься, Завгородний, прошу в штаб.

Час спустя Роман привязал Гнедка у изгрызенной лошадьми коновязи, еще раз полюбовался, как аккуратно обрублены с краев и подкованы копыта. Похлестывая черешком плетки по голенищу сапога, прошел в кабинет начальника штаба. Кроме Антипова, за столом сидели Мефодьев и Рязанов. У всех был озабоченный вид, особенно у Мефодьева, который, опершись руками на эфес шашки, пристально разглядывал карту. Когда Роман приблизился к ним, Мефодьев резко поднял голову и сказал:

— Принимай команду конных разведчиков!

— Что? — опешил Роман.

— Будешь командовать разведчиками вместо Воронова. Ему мы даем эскадрон пикарей. Ну, как, согласен?

— Уж не знаю, что и сказать. Привык я к своим-то ребятам… — замялся Роман. До боли жалко было расставаться с боевыми товарищами.

— А мы у него никого не возьмем. Еще дадим ему толковых бойцов, — сказал Мефодьеву Антипов. — Лишь пулеметчика отошлем в Покровский полк. Кажется, мы туда его определили.

— Касатика? В Покровский, — подтвердил Мефодьев. — Насчет оружия для твоей команды мы сегодня же решим. Надо собрать кавалерийские карабины. Они есть кой у кого из тиминцев и у мадьяр. Отдадим их тебе, Роман.

— И вот возьми. Без этого нельзя, — Рязанов снял с шеи свой полевой бинокль в черном кожаном футляре к подал Роману. — Чтоб зорче был.

— А теперь садись. Подумаем, чем займетесь в эти дни, — Мефодьев снова перевел взгляд на карту.

Роман облокотился на стол и пробежал глазами по линиям и точкам на карте. Интересно, куда пошлют. Может быть, опять объявились каратели?

В штабе решили: пока переформируется армия, произвести глубокую разведку, выяснить расположение и численность противника. Для начала сегодняшней ночью Роман отправится к станции Крутиха, там расквартировываются казаки анненковской дивизии, в частности, эскадрон черных гусар поручика Мансурова. Нужно незаметно подойти к станции, залечь поближе и понаблюдать, что там творится. Встретить и допросить жителей Крутихи и по возможности проникнуть в село одному-двум разведчикам. Особенно не рисковать.

— Лучше будет, если вы пересечете линию железной дороги подальше от станции и подойдете к врагу с той стороны, откуда он не ожидает партизан, — заключил Антипов.

— Это со степи? Заметят, туго придется, — возразил Мефодьев. — Держитесь бора, чтоб улизнуть при случае. Они бора боятся. Не сразу кинутся.

— Главнокомандующий прав, — качнул головой Рязанов.

— Может, и так, — задумчиво сказал Антипов. — На месте увидите, что делать.

— Выступайте во второй половине ночи. Возьмешь с собой десяток бойцов, да смотри, подбери коней добрых.

— Подберу, товарищ главнокомандующий.

— И не задерживаться долго под Крутихой.

— Не задержусь.

Из штаба Роман выскочил возбужденный. В душе — радость. Того и гляди выплеснется наружу. Но Роман уже не парнишка, чтобы взять да и рассказать встретившемуся на площади Семену Волошенко, что и команда конных разведчиков, и боевое задание, и бинокль на Романовой груди — все это замечательно! А рассказать все-таки очень хотелось.

Когда Семен завернул за угол школы, Роман пожалел, что не поделился с ним новостями. Может, догнать? Да уж теперь не стоит. Теперь получится нарочито, будто хвастается Роман.

«Наверно, я и впрямь еще парнишка, — улыбчиво подумал он. — А командиру армейской разведки надо быть степенней».

Но радость не проносишь долго в себе. Шила в мешке не утаишь, так и радости в душе. Она где-то промелькнула в Романовом взгляде, где-то прорвалась в разговоре. А потом ее уж и держать не было смысла. Рассказал Роман бойцам про беседу со штабистами по порядку. Лишь о переводе Касатика в Покровский полк промолчал почему-то. Посчитал, что лучше не говорить сейчас.

— Эх, и хорошая же служба у разведчиков! — воскликнул Аким Гаврин. — Прошлое дело, и можно сказать: завидовал я Косте и его взводу.

— Трудная служба, — поправил Бандура. — Иной раз сердце кипит, а ты не моги показываться. Задание тебе такое дадено, чтоб пронаблюдать или языка привести с собой. Был я на германской в разведке, знаю. И то понимать надо, что редкий язык не обмарается, покеда волочешь его. Выходит, кишка слабость оказывает…

Роман отобрал десятерых бойцов, смекалистых и с крепкими конями, посоветовал им пораньше лечь спать. Предстоит дальняя дорога и неизвестно, придется ли отдохнуть в ближайшие два-три дня.

Люди разбрелись по квартирам. Прилег и Роман, но уснуть не успел. С шумом ввалился Касатик, который где-то прохлаждался все это время. Он швырнул бескозырку на стоявший у двери зеленый сундук и присел на кровать, в ноги к Роману. Спросил глухим от обиды голосом:

— Не берешь?

— Нет.

— Не веришь мне?

— Верю. Но есть приказ штаба: пулеметчиков не трогать.

— Да что они там с ума сошли что ли! И туда нельзя пулеметчиков, и сюда нельзя! Будто мы институтки какие и мировой капитал нам заместо дяди родного! — возмутился Касатик. — Я сам пойду в штаб!

— Сходи.

— И схожу! — решительно сказал он, нахлобучивая на голову бескозырку.

Перед рассветом разведчики выступили из Сосновки. Все были в добром настроении. Перебрасывались шутками, говорили о своем первом задании. Один Пантелей Михеев угрюмо молчал. Он ехал к безвестной могиле дочери, и его мысли уходили в прошлое, к Нюрке. Страшной болью отзывались в сердце воспоминания о том, как Пантелей ходил с Мансуровым к вагону смерти, где оборвалась чистая, словно песня, Нюркина жизнь…