Анатолий Чмыхало - Половодье. Книга вторая

Едва открылись двери теплушек, станцию огласили стоны и крики. Откуда-то появились сестры милосердия в белых платках и с нарукавными повязками. Они помогали солдатам разгружать вагоны. Раненых ложили на носилки и тащили к подводам. Но некоторые брели к воротам сами, припадая на палки или держась за санитаров.

— Вон тифозные, — кивнул Владимир на больных с пунцовыми перекошенными лицами, которые бились в бреду на телегах. Их придерживали и прикручивали веревками.

Степан Перфильевич взглянул и, понурившись, отвернулся. Вид больных был ужасен. У лавочника защемило сердце при мысли, что его сын мог оказаться среди этих людей. Нет, Володька — молодец, сумел пристроиться.

Один из вагонов разгружали быстрее. Прямо к нему подходили зеленые ребристые фургоны, в которые сбрасывали трупы умерших в пути. Падая, трупы постукивали костями по доскам или плюхались, как набитые куделей мешки.

— Уйдем отсюда! — брезгливо морщась, сказал Владимир. Степан Перфильевич взял чемодан, еще раз окинул взглядом страшные фургоны и тронулся следом за сыном, сутулясь больше обычного. Он сильно сдал за последние недели. Обвис, постарел. В его выпученных глазах постоянно жила настороженность. И то сказать, много мук принял лавочник. Когда на площади мужики терзали Антона Бондаря, Степан Перфильевич сидел на пыльном чердаке своего дома и ждал, что вот-вот заберут и его. Но, слава богу, дотемна никто не пришел к Поминовым.

Ночью Степан Перфильевич, забрав в лавке всю наличность, простился с женой и пешком отправился в дальнюю дорогу. Огородами, под самым носом у дозорных, пробрался он в бор и на третьи сутки добрел до станции, где разыскал Владимира.

Сын обрадовался отцу, а пуще — отцовским деньгам. На них можно было недурно пожить в Омске. Может, и свадьбу отгулять. Жениться бы на красавице из благородных. Выбрать вроде генеральши Гришиной-Алмазовой.

Владимир сказал о своем желании отцу. Степан Перфильевич, платком вытирая потную шею, ответил жестко:

— Об матери надо позаботиться, чтоб с ней беды не вышло да чтоб товар не разграбили.

— И мне нужно жизнь устраивать.

— Не то время сейчас. Но уж коли приспичило, что-нибудь сделаем. Раскинем мозгой, — уступая, проговорил Степан Перфильевич. Владимира вызвали в Омск, и они поехали вдвоем. Лавочник не пожалел денег на вагон первого класса. На станциях он приносил водку и, напившись, хвастался перед попутчиками своим сыном. Как-никак, а в офицеры вывел Володьку. В штабных подпоручиках ходит.

В гостинице «Россия» ничего не переменилось. Те же улыбчивые японцы встретились на лестнице. Та же горничная пробежала по коридору с большим чайником красной меди. И едва отец с сыном переступили порог номера, появился хозяин со своим убийственным равнодушием:

— Приходили из ставки, требовали свободные места и уже хотели занять ваш номер. Пришлось откупиться. Возместите, господин офицер, мои расходы.

Степан Перфильевич запротестовал. Номер оплачен вперед, и никто не вправе вселяться. За что же сын должен платить? Кто может поручиться, что к хозяину гостиницы, действительно, приходили из ставки?

— Милостивый государь, ищите лучше! Многие господа офицеры спят в конюшнях.

— Не спорь с ним, папа. Отдай, — раздраженно сказал Владимир.

Насупившись и что-то бормоча себе под нос, Степан Перфильевич отсчитал деньги и небрежно сунул бумажник обратно, во внутренний карман пальто. Знай, мол, с кем дело имеешь!

Вид туго набитого кредитками бумажника распалил хозяина гостиницы. Он не уходил из номера, и когда отец с сыном разделись, вкрадчиво спросил у Степана Перфильевича:

— Уж не здесь ли проживать собираетесь?

— Временно, день-два, — с достоинством ответил тот.

— За это особая плата полагается, — пожал плечами хозяин.

Степан Перфильевич снова достал бумажник, багровея, сунул вымогателю ассигнацию. Повернулся, чтоб уйти к окну.

— Мало, — хозяин дернул его за пиджак. — Не обманывайте меня, милостивый государь. Вы прибыли в Омск на более долгий срок. А не нравится мой номер, ищите лучше. Многие господа…

Пришлось отдать хозяину еще одну кредитку. Только тогда он скрылся за дверью.

— Ну и разбойник же попался! — переводя дух, заметил Степан Перфильевич.

— Они все тут одинаковые. У этого хоть номера приличные, — через плечо бросил Владимир, откидывая одеяло.

— Да, не дурное заведение, — согласился лавочник, трогая бордовый бархат балдахина.

— Раздевайся, папа. Надо поспать, — предложил Владимир.

Проснулись лишь к вечеру. Пообедали в «Европе». Владимир направил отца в гостиницу, а сам пошел к Шарунову. Нельзя откладывать визитов к начальству.

Пробыл он в контрразведке недолго, вернулся в номер довольный. Ротмистр разговаривал с ним любезно и выразил надежду, что Владимир скоро понадобится контрразведке. Может, буквально через несколько дней.

И назавтра же, когда Степан Перфильевич отправился осматривать магазины, за Владимиром пришел вестовой: Шарунов хочет его срочно видеть. Значит, и впрямь он стоящий офицер, коли отдохнуть не дают в Омске.

Отдав горничной ключ от номера, Владимир поспешил в контрразведку. Некоторое время его продержали в вестибюле. Ротмистр был занят. Знакомый унтер-офицер, проверив документы, проговорил приветливо:

— Как же! Посылал за вами, господин подпоручик!

Владимир бодро прохаживался по вестибюлю, заложив руки за спину. Теперь это был и его дом. Здесь он служил, здесь его знали и ценили.

Шарунов встретил Владимира сдержанно. Не подав руки и не предложив сесть, он взял официальный тон:

— У меня нет оснований упрекать вас в чем-либо, подпоручик. Вы, на мой взгляд, вполне добросовестно исполнили то, что вам предписывалось. И я весьма сожалею, что нам приходится расставаться.

Владимир с недоумением смотрел на ротмистра. Как расставаться? Совсем? Нет, Шарунов имеет в виду что-то другое. Наверное, Владимира хотят послать в длительную командировку с особым заданием. Что ж, если надо, он готов.

— Вами недовольно очень высокое лицо, — цедил сквозь зубы Шарунов. — Не смею судить, насколько обоснованы его претензии. Но я ничего не могу сделать, так как при нашем разговоре с высокопоставленным лицом присутствовал генерал Матковский. Он отлично знает вас. И для меня, и для всего нашего отдела могут быть неприятности, если вы через двое суток не отправитесь на фронт. Ваши документы уже высланы в штаб генерала Каппеля, куда вам и надлежит явиться. Прощайте, подпоручик!

— Как же это? — дрожащим голосом протянул Владимир. — Почему?

— Не теряйте дорогих минут, подпоручик. Вам даны двое суток тыловой жизни и постарайтесь использовать их разумно.

Оказавшись на улице, Владимир постоял у подъезда, не зная, куда идти и что вообще предпринять. Вместо того, чтобы сразу отправиться в гостиницу и сообщить неприятную новость отцу, он почему-то вышел на площадь и кружил по ней, натыкаясь взглядом на втоптанных в грязь крыс. И его могут вот так же раздавить на фронте, как крысу. Владимир уже не мечтал о ратных подвигах. Это было лишь в первые месяцы, после окончания военного училища. А теперь он повидал многих офицеров, которые хорошо пристроились в тылу и не рвутся на фронт. Или там убьют, или заболеешь тифом, и на одной из станций сгрузят в фургон твой труп. И голова страшно застучит по доскам.