Анатолий Чмыхало - Половодье. Книга вторая

Что за высокое лицо, которое хочет смерти молодому, еще не видевшему жизни офицеру? И почему именно выбор пал на Владимира? Кажется, никому из начальства подпоручик не сделал плохого. Он привел отряд Мансурова в Покровское. И разве его вина в том, что каратели были разбиты. Нет, тут что-то иное. Владимира спутали с кем-то, и он должен нести кару за другого.

Отец и сын проговорили всю ночь. Степан Перфильевич строил множество планов, один другого несбыточнее, чтобы вырвать Владимира из лап смерти. А утром собрался к Вологодскому. Слышал лавочник, что премьер принимал купечество по торговым делам.

«Назовусь каким-нито богатым дельцом, примет», — подумал Степан Перфильевич.

В совете министров его провели в канцелярию, и разбитной чиновник, часто сморкаясь в большой носовой платок и важничая, стал расспрашивать, кто он да откуда, и почему обращается непосредственно к Вологодскому. Премьер-министр не имеет возможности принимать по частным вопросам, сейчас очень трудное время. К тому ж Петр Васильевич не совсем здоров. Короче говоря, пусть Поминов обождет до лучших дней, если ему непременно хочется попасть к премьер-министру.

— Но они же сами вызвали меня, — соврал Степан Перфильевич. — Их превосходительство так и сказали…

— Ничем не могу помочь. Вашей фамилии нет в списках.

— Значит, их превосходительство позабыли записать. А я пройду к ним, они и вспомнят.

— Не мешайте работать, господин Поминов. — Чиновник высморкался и показал на дверь.

Степан Перфильевич порылся в бумажнике, как будто отыскивая очень нужный ему документ, выложил на стол несколько кредиток. Поднялся и быстро вышел.

А после обеда он был снова в канцелярии. Тот же чиновник опять подробно допросил его и громко проговорил, чтоб слышали за соседними столами:

— О вас спрашивали, господин Поминов. Действительно, его превосходительство Петр Васильевич интересовался вами.

Затем чиновник провел Степана Перфильевича по железным плитам лестницы наверх, в приемную премьер-министра. И вскоре его пригласили в кабинет.

Степан Перфильевич вошел в большую комнату с лепным потолком и массивными бронзовыми люстрами. На зеленоватом фоне стен белели две изразцовые печи. Комнату разрезали колонны, из-за которых и появился Вологодский. Он был в черном залоснившемся пиджаке, в ботинках с квадратными носками. Премьер приблизился к Степану Перфильевичу мелкими танцующими шажками, показал на желтое кожаное кресло, отражавшееся в натертом до блеска паркете.

— Ну-с, что скажете? — Вологодский пощипал клинышек бороды, выжидающе прищурился.

Степан Перфильевич рассказал о цели своего визита. Единственного сына посылают на фронт и заступиться некому. Служил же Владимир в контрразведке, пусть бы и дослуживал там до конца войны.

— Сыну на фронт нельзя, потому как мать у него в самом пекле у разбойников-партизан, выручать ее нужно.

— Многие люди находятся в стане большевистских тиранов. Есть там и крупные деятели, без коих нам трудно восстанавливать Россию, — жалостливо опустив глаза, произнес Вологодский. — И вашему сыну выпал почетный жребий, вызволить из рабства и их, и свою мать. Победа близка, и вам, как истинному патриоту, следует гордиться тем, что ваш сын идет в бой за справедливость. Он покроет свое имя неувядаемой славой!..

— Может, хоть отсрочить, — попросил лавочник.

— Родина никогда не забудет вашей жертвы, — заключил Вологодский и скрылся за колонной, давая понять, что аудиенция окончена.

И отец с сыном снова ломали свои головы над тем, к кому еще можно обратиться. Владимир, лежа в постели, вспоминал всех влиятельных знакомых. Но в таком деле вряд ли кто может оказать покровительство. Наверно, придется все-таки ехать в штаб Каппеля, а там уж — куда пошлют.

И вдруг Владимир вскочил с постели.

— Есть, папа! Ты сходишь к Гришиной-Алмазовой. Я покажу тебе, где она живет. Ты скажешь, что пришел просить за молодого офицера из штаба Матковского. Она помнит меня. Я помогал ей выйти из автомобиля, когда в военном собрании был банкет в честь чехословаков. Не забудь, папа. Это было весной. Только ты скажешь, и она обязательно вспомнит.

Лавочник купил в ювелирном магазине самую дорогую брошь и, перекрестясь, отправился к Гришиной-Алмазовой. Она приняла его.

Дня через два Владимира зачислили на службу в штаб командующего тыловыми частями генерал-лейтенанта Матковского.

До Романова взвода дошла очередь ковать лошадей. С вечера Роман предупредил об этом бойцов, и назавтра чуть свет подались к кузнице братья Гаврины. Подков было в обрез, и, если прозеваешь, жди потом, когда наготовят их. По селам давно уже собрали все, что могло пойти в дело. И так ковали сейчас коней только на передки.

Вслед за Гавриными Роман послал еще двух бойцов. Но едва они подъехали, вернулся Фрол. Привязывая старого мышастого мерина к столбику забора, плевался и сердито вышлепывал губами.

— Чего? — спросил Роман, выскочив на крыльцо.

— Мотинские всем взводом примчались. Кузницу осадили, — выпалил Фрол.

Роман вывел из-под навеса Гнедка, прыгнул на него и охлябью помчался на степной край села, где на отшибе, в крапиве и бурьяне, стояла приземистая, покрытая дерном кузница. Здесь был настоящий конский базар. Из рук у кузнеца рвали подковы, примеряли к копытам, кричали и ругались. У станка распоряжался рыжий, широкоскулый мужчина лет сорока пяти. Это был командир мотинцев Силантий. С ним не раз встречался Роман. Они даже как-то выпивали вместе, когда Романа зазвал к себе на квартиру мотинский знакомый Матвей Завьялов.

Аким Гаврин стоял в стороне, прислонясь щекой к шее своего коня, и наблюдал, как суетились мужики. Злость у него прошла, по веснушчатому лицу блуждала снисходительная усмешка. Мол, расшумелись, а попрут же вас отсюда.

Роман передал Гнедка Акиму, пробрался к станку. Силантий подводил под брюхо саврасого мерина подпруги. Видимо, это был его конь. Закрепив подпруги на перекладине, Силантий обернулся и встретился взглядом с Романом.

— Вот, куем, — он показал на храпевшего в станке коня.

— Вижу, — резко ответил Роман. — А по какому праву залез без очереди! Или порядка не знаешь?

Их окружили мужики. Любопытно послушать, как начальство сцепится. Кто кого переспорит? За кем верх будет? Силантий — мужик не промах, да и этот молодой, а занозистый. Так на скандал и просится.

— Может, не признаешь порядка? Признавать не хочешь? — допытывался Роман.

— Нам тоже ковать нужно. Нам в Галчиху надо, на формирование, — Силантий важно взбил огненную бороду. — А вы всегда успеете.

— Кончай ярмарку! Не то — попросим отсюда!

— Ишь ты! Он грозит нам! Да кто он такой! Держись, Силантий, — в один гул слились возбужденные голоса. — Тоже нашелся указчик!