Анатолий Соболев - Якорей не бросать

— Правила знает! — усмехается сидящий за столом президиума Носач. — Что выгодно, он помнит.

— Не помнит только, что бить животных негуманно, — говорит Шевчук.

— А держать команду без берега — гуманно? — задает вопрос Голявкин.

— О заходе в порт разговор будет потом, — прерывает Голявкина Шевчук. — Сейчас мы разбираем — почему драка.

— В том, что ударил, виноват, конечно, — говорит Ивонтьев. — Такую мразь надо было просто за борт выбросить.

— Думаешь, что говоришь? — сердито хмурит брови Шевчук.

— Думаю, — отвечает Ивонтьев. — Я понимаю, что говорю не то, и, конечно, не стал бы бросать его за борт — все равно он не утонет. Дерьмо не тонет.

Матросы дружно хохочут. Они явно на стороне Ивонтьева.

— Он оскорбляет меня, прошу записать в протокол! — вскакивает Дворцов. — Да еще при начальстве. И начальство потакает ему. — Он уже наступает. — За это начальство должно понести ответ.

Носач багровеет, но сдерживает себя. Шевчук призывает собрание к порядку. А Голявкин, пытаясь заступиться за дружка, бьет на жалость:

— Он в детдоме воспитывался, сами знаете. Надо это учесть.

— Из детдома не он один, — подает голос Фомич. —Я тоже из детдомовцев. Еще тридцатых годов.

Для меня это — неожиданность.

Кончилось все это тем, что и Дворцову, и Ивонтьеву вкатили по выговору. Кто-то предложил лишить их премии. После окончания рейса, если план будет перевыполнен, нам дадут премию. Правда, это еще на воде вилами писано. Будет план, нет, никто не знает.

— Еще раз подерутся—лишим, — обещает Носач. —-Пойдем навстречу пожеланиям трудящихся.

— А если — еще? — насмешливо спрашивает Голявкин. Он все время задирается.

— А если — еще, то под суд! — рубит Носач.

— Теперь вопрос о соцсоревновании, — говорит Шевчук. — Думаем заключить договор с траулером Севастопольской базы. Парное соревнование на этот рейс, потом на год, потом на пятилетку...

— На бумаге только и будет это соревнование, — говорит Днепровский.

— Почему на бумаге? — поднимает брови Шевчук.

— Потому что люди-то меняются каждый рейс, —поясняет лебедчик. — Через четыре месяца из нас тут многих не будет.

— Команда меняется, — соглашается Шевчук, — но судно-то остается. Есть же у нас гвардейские корабли, гвардейские дивизии. Они в боях получили это звание. Но тех людей, что завоевали это звание, там уже нет давно. А звание-то осталось. Сыновья, внуки несут это знамя. И оно обязывает. Разве мы не можем заработать почетное звание судна, дающего продукцию только, отличного качества?

— Нам и так дается задание выпускать продукцию только первого сорта, — замечает Соловьев. — На второй сорт задания нет, а на плохую продукцию тем более.

Матросы улыбаются: положил старший тралмастер первого помощника на лопатки, подловил.

— Задание-то дается, — сердито вставляет слово Носач. — А выпускать-то выпускаем.

— Вот и надо сделать так, чтобы выпускали только первый сорт, — подводит итог Шевчук. — А соревнование с севастопольцами будет стимулом. Неужели мы хуже их?

За соцсоревнование проголосовали дружно.

— Было бы что получать в кассе, — хмыкает Голявкин, — а то вкалываешь, вкалываешь...

Голявкин задел все же больную струнку.

— Рыбы стало меньше, а планы растут, — говорит Зайкин.

— План будет расти, — неумолимо подтверждает истину капитан. — Это понятно. А что касается рыбы, — да, рыбы стало меньше. Но ее стало меньше в тех местах, где привыкли ловить. А есть другие районы, и еще не изучено хорошо поведение рыбы, ее миграция. Она то появляется, то исчезает. А куда? Никто не знает.

— Ну так идемте в те места, где рыба! — восклицает Голявкин.

— Бегать по океану невыгодно, это тоже — деньги. Иногда выгоднее ждать рыбу на месте, — отвечает Носач. — Позавчера «Астероид» обнаружил огромные косяки скумбрии. Но взять ее пока не можем. Она на глубине четыреста метров. И куда пойдет она — не знаем. Может, она вот здесь, у нас появится. — Он показывает пальцем в палубу. — Подождем разумное время.

— Вы-то никогда в прогаре не будете, — бурчит Голявкин. — А матрос будет лапу сосать.

— Становись на мое место, командуй. А я на твое, — предлагает Носач. — Только, дорогой, на твоем месте я сработаю, а ты на моем нет. И сам прогоришь, и другим не дашь заработать. Пожалуйста, иди в рубку, командуй. Будем говорить откровенно — ни ума у тебя не хватит на это, ни знаний.

Среди матросов оживление, они с насмешкой поглядывают на Голявкина. Слышатся реплики: «Капитан Голявкин!», «Бери выше — начальник промысла!», «Ценный руководитель!» Голявкин озирается, отбрехивается, но одному от всей команды не отбиться, все равно на лопатки положат.

Матросы смеются.

А я думаю, что вот в такой ситуации капитан еще должен проявить себя и как полемист. Ну а этому уж нигде не учат, ни в каких учебных заведениях. Нет, Носача голой рукой не схватишь.

Капитан подошел уже к другому вопросу и громит бригаду добытчиков:

— Бригада Зайкина очень медленно отдает трал. Шевелятся как неживые или первый раз в море.

Передо мною встает картина, которую я вижу из рубки каждый день. Готовя трал к подъему для выливки рыбы в чаны, матросы-добытчики тащат трос на корму. Впереди Зайкин впрягся за коренника, перекинув тяжеленный и толстенный трос через плечо, да в руках еще гак-крюк для зацепки. За ним матросы его бригады, через плечо все тот же трос. Упираются в палубу, ноги скользят — судно все время качается на волнах. Наклонившись вперед, ну точь-в-точь бурлаки с репинской картины. Вот уж правда: «Нажал кнопку — и спина мокрая», как любит говорить Днепровский. В век НТР, в век техники на судах еще много тяжелой ручной работы. А бригада добытчиков — бурлаки двадцатого века.

— Соловьев набрал тралов, которые на промысле не нужны, — продолжает Носач. — Тебе столкнули все, что было лишнее на складе и ненужное. Соловьев краснеет.

А капитан уже говорит о том, как лучше организовать работу. И сам говорит, и предложения слушает.

— Надо двумя тралами тралить, попеременке, минут по сорок — шестьдесят, — подает голос Соловьев.

— Правильно! — одобряет капитан предложение старшего тралмастера. — А за это время чтоб в рыбцехе была обработана рыба предыдущего трала.

— Создать такой конвейер, — подхватывает мысль капитана Шевчук.

— Да, — кивает Носач. — Еще какие предложения?

— Надо, чтоб подвахта работала хорошо, — с достоинством произносит Дворцов.

Кстати, подвахта работает лучше, чем бригада. Матросы ленятся, надеясь на подвахту. Матрос из бригады ошкерит одну рыбину, а тот, кто вышел на подвахту — две. Я это уже заметил. Так что зря Дворцов сказал про подвахту. Он вечно чем-то недоволен.

И все дружно сошлись на одном: надо четче организовать труд. А это уже забота капитана. Тут никуда не прыгнешь. Можно работать вместе с матросами и тем завоевать их симпатию, но если не будет четкого порядка, организации работы, то все равно матрос останется недовольным, а главное — дело будет страдать.