Василий Шукшин - Я пришёл дать вам волю [сборник]

Я думаю, и человек: насосавшись «молока искусства», еще долго пристанывает и чувствует себя хорошо – от общения с подлинным искусством – молоком: тру-ля-ля...

Когда стану умирать, – скажу: «Фу-у, гадство, устал!» Не надо умирать.

Хвалят: когда актер вжился в роль, «весь в роли»... Это же плохо! Надо быть – над ролью. Как писателю – над материалом.

Сел как-то и прочитал уйму молодежных газет. И там много статей – про хулиганов и как с ними бороться. Вай-вай-вай!.. Чего там только нет! И что «надо», и что «должны», и что «обязаны» – бороться. Как бороться? Ну давайте будем трезвыми людьми. Я иду поздно ночью. Навстречу – хулиганы. Я вижу, что – хулиганы. Хуже – кажется, грабители. Сейчас предложат снять часы и костюм. Сейчас я буду делать марафон в трусах. Ну а если я парень не из робких? Если я готов не снести унижения? Если, если... У них ножи и кастеты. Им – «положено». Мне не положено. И я – делаю марафон в трусах. Не полезу же я с голыми руками на ножи! И стыжусь себя, и ненавижу, и ненавижу... милицию. Не за то, что ее в тот момент не было – не ведьма же она, чтоб по всякому зову быть на месте происшествия, – за то, что у меня ничего нет под рукой. Мне так вбили в голову, что всякий, кто положил нож в карман, – преступник. Хулигану, грабителю раздолье! Он знает, что все прохожие перед ним – овцы. Он – с ножом. Ему можно.

Представим другую картину:

Двое идут навстречу одному.

– Снимай часы!

Вместо часов гражданин вынимает из кармана – нож. Хоть неравная борьба, но – справедливая. Попробуйте их взять, эти часы. Часы кусаются. Допустим, борьба закончилась 0:0. Всех трех забрали в милицию.

– Они хотели отнять у меня часы!

– Откуда у вас нож? Почему?

– Взял на всякий случай...

– Вы знаете, что за ношение холодного оружия...

Знаем. Все знаем.

Как же мы искореним хулиганство, если нам нечем от них отбиться?! Получается: кто взял нож, тот и пан.

А что, если бы так: как возымел желание взять нож и встретить на улице запоздалого прохожего, вдруг подумал: «А вдруг у него нож?» Гарантирую: 50 процентов оставили бы эту мысль. Из оставшейся половины – решительных – половина бы унесла ноги в руках.

Патриарх литературы русской – Лев Толстой. Это – Казбек или что там? – самое высокое. В общем, отец. Пушкин – сын, Лермонтов – внучек, Белинский, Некрасов, Добролюбов, Чернышевский – племянники. Есенин – незаконнорожденный сын. Все, что дальше, – воришки, которые залезли в графский сад за яблоками. Их поймали, высекли, и они стали петь в хоре – на клиросе.

Достоевский и Чехов – мелкопоместные, достаточно самолюбивые соседи.

Были еще: Глеб и Николай Успенские, Решетников, Лесков, Слепцов, Горбунов, Писемский, Писарев – это разночинцы .

Добрый, добрый... Эту медаль носят через одного. Добро – это доброе дело, это трудно, это не просто. Не хвалитесь добротой, не делайте хоть зла!

Непонятные, дикие, странные причины побуждают людей скрывать правду... И тем-то дороже они, люди, роднее, когда не притворяются, не выдумывают себя, не уползают от правды в сторону, не изворачиваются всю жизнь. Меня такие восхищают. Радуют.

В дурачке, который ходит у нас по улице, больше времени – эпохи, чем в каком-нибудь министре.

Я со своей драмой питья – это ответ: нужна ли была коллективизация? Я - ВЫРАЖЕНИЕ КРЕСТЬЯНСТВА!

Все никак не могу выбрать время – когда я имею право загулять? Все не имею.

Сто лет с лишним тянули наши титаны лямку Русской литературы. И вдруг канат лопнул; баржу понесло назад. Сколько же сил надо теперь, чтобы остановить ее, побороть течение и наладиться тащить снова. Сколько богатырей потребуется! Хорошо еще, если баржу-то не расшибет совсем о камни.

Истинно великих людей определяет, кроме всего прочего, еще и то, что они терпят рядом с собой инакомыслящих. Гитлер и Сталин по этой статье не проходят туда.

Культура! Уря-я!!! Достижения!!! Достигли, что никак не можем уразуметь: как это так, что в газетах (В ГАЗЕТАХ!) могут, например, писать об одном и том же – разное! Как же быть? Становимся в позу и спрашиваем: «Так как же, все-таки?» И невдомек нам, что эта газета служит человеку и спрашивает его: «Так как же, все-таки?»

Восток и Запад:

Когда у вас День, у нас – Ночь. Не забывайте только, что Новый день к нам приходит раньше и раньше – ночь.

Судя по всему работает только дальнобойная артиллерия (Солженицын). И это хорошо!

Чистых покойничков мы все жалеем и любим, вы полюбите живых и грязных.

Нас похваливают за стихийный талант, не догадываясь, или скрывая, что в нашем лице русский народ обретает своих выразителей, обличителей тупого «культурного» оболванивания.

Армию – не тронь, милицию не тронь, партаппарат не тронь, чиновников министерского ранга не тронь... Ну, а мужика я и сам не буду. В России – все хорошие!

Редактор – это, как капризная шлюха: сегодня она позволяет, завтра вдруг заявит: «Не могу». Почему? Никто не знает, и она сама. Впрочем, редактор-то знает. Но роль его от этого не возвышается над капризом проститутки.

В трех случаях особенно отчетливо понимаю, что напрасно трачу время:

1. Когда стою в очереди.

2. Когда читаю чью-нибудь бездарную рукопись.

3. Когда сижу на собрании.

Когда нам плохо, мы думаем: «А где-то кому-то – хорошо». Когда нам хорошо, мы редко думаем: «Где-то кому-то – плохо».

Они (братья-писатели) как-то не боятся быть скучными.

Да, литературы нет. Это ведь даже произнести страшно, а мы – живем!

Ничего, ничего, вот посмотрите: душа – это и будет сюжет.

Ложь, ложь, ложь... Ложь – во спасение, ложь – во искупление вины, ложь – достижение цели, ложь – карьера, благополучие, ордена, квартира... Ложь! Вся Россия покрылась ложью как коростой.

В нашем обществе коммуниста-революционера победил чиновник-крючок.

Разлад на Руси, большой разлад. Сердцем чую.

Читайте, братцы, Белинского. Читайте хоть тайно – ночами. Днем высказывайте его мысли, как свои, а ночами читайте его. Из него бы евангелие сделать.

Писать про кино?! Там же сразу увязнешь, ничего же прочного. Все нитки сразу порвутся. Там вмиг прослывешь злопыхателем. Не вижу там ничего дельного, как, впрочем, и в людях, близких литературе. Делать кино еще можно – разговор гулкий.