Камиль Зиганшин - Возвращение росомахи [Повести]

Приготовить ее может каждый. Для этого необходимо лишь поймать ленка, а еще лучше — тайменя. Слегка подморозить, после чего отсечь голову и хвост. Надрезать шкуру вдоль спины и брюха. Сняв ее, отделить мякоть и нашинковать тонкую янтарно-жемчужную лапшу. Посыпать солью, сбрызнуть уксусом, перемешать и снова подморозить. Все! Блюдо готово. Да какое! В тайге много деликатесов, но вкуснее этого я не едал. Кладешь щепотку на язык, и во рту тает что-то божественное.

Ночью прошел самый обильный за эту зиму снегопад. Тайга стала густой, как летом, только не зеленой, а белой. Ветви, придавленные тяжелой кухтой, безвольно согнулись до земли.

Не напрасно я держал весь сезон несколько капканов на приманку. Сколько раз приходилось подправлять просевшие хатки, докладывать мяса. И вот, наконец, пробил их час. Не хватает уже соболю мышей. Многочисленные в начале зимы, теперь они редко попадают ему на обед. Опытный Лукса еще в ноябре говорил, что к концу зимы соболь все равно пойдет на приманку.

На Фартовом до сих пор стояло три хатки. В первой соболь, доставая мясо, как-то изловчился и переступил тарелочку. В другой, еще до прихода соболя, в капкан попалась сойка. Тот, не будь дураком, съел и ее, и приманку. В надежде, что он вновь посетит это место, положил свежий кусок кабанятины и перенасторожил ловушку.

Дойдя до вершины путика, завернул на обратный ход и увидел на «мертвой» пороше свежайший след соболя, терявшийся в широком зеве распадка. «Попробую догнать», — загорелся я. След попетлял по склонам и привел… к хатке, оставленной мною три часа назад.

За небольшой промежуток времени здесь произошли большие перемены. В капкан опять угодила сойка, и два соболя, привлеченные ее криком, уже полакомились ею и отдыхали в снежных норах неподалеку. Я насторожил еще три ловушки с таким расчетом, что если в одну из них снова попадет сойка, то оставшиеся не дадут соболям безнаказанно уйти. А приманку затолкал поглубже и закрепил палочками.

На подходе к стану меня догнал довольный Лукса — снял трех соболей, и всех на приманку. Быстро он наверстывает упущенное за время болезни!

Сегодня планировал вернуться с охоты пораньше, чтобы просушить, вытряхнуть спальники и наколоть дров. Но соболь, неторопливо бежавший поперек ключа, спутал все мои карты.

Глядя на свободный бег зверька, я невольно залюбовался им. Сколько ловкости, изящества в его движениях! Заметив меня, соболек, почти не меняя темпа, пересек пойму и стал взбираться по обрывистому склону. Я с лихорадочной поспешностью рванул за ним, но, увы… Подъем, который соболь взял легко и быстро, я месил, увязая в сыпучей снежной крупе, минут пятнадцать. Когда мучительное восхождение закончилось, передо мной открылась еще более безрадостная картина — за пологим бугром вздымался не менее крутой склон.

Карабкаясь на него под гулкие удары сердца, невольно вспомнились слова Луксы: «Соболь от охотника никогда вниз не идет. Всегда вверх».

Одолев подъем, побежал вдоль следа. Широкая терраса привела меня в соседнюю падь. Соболь успел там так напетлять, что моего охотничьего опыта было недостаточно, чтобы расшифровать эти письмена.

В сердцах плюнул и побрел к стану собольей стежкой, не обращая на нее поначалу внимания, но метров через двести она неожиданно оборвалась у березы. Меня это озадачило. Обошел вокруг — дальше никаких следов. Зато между корнями обнаружил лаз. По обледенелой горловине понял, что соболь пользуется им довольно часто.

Сгущающаяся темнота торопила: обтоптав снег у ствола, насторожил перед лазом две ловушки.

Насилу дождавшись утра, чуть свет побежал к березе, хотя мало верил в удачу.

Напрасно! Соболь угодил в капкан сразу, как только вышел из убежища. Метнувшись в сторону, попал во второй. Этому трофею я радовался вдвойне, поскольку достиг заветного рубежа — выполнил план по соболю и тем самым утер-таки нос охотоведу, не одобрявшему решение директора госпромхоза о приеме на работу худющего городского очкарика.

В амбарчике, где соболя съели вместе с приманкой двух соек, попалась… сойка. И все повторилось по отработанному сценарию, в последнем акте которого я опять остаюсь с носом.

Деловые соболя уже понарыли вокруг жилых нор, а в сторонке в небольшом углублении устроили уборную. Нагуливая жир на дармовом питании, они наверняка посмеивались над незадачливым охотником. Зло взяло. Сколько ж они будут издеваться надо мной?!

Расставил все имевшиеся капканы у лазов, на тропках, вокруг приманки и тщательно замаскировал свои следы. Послезавтра на этом путике все снимаю — неужели никого из них не успею поймать?

Сегодняшнее утро подарило восход, напоминающий извержение вулкана. Прямо над темным конусом горы разгоралось бордовое зарево, обрамленное клубами тяжелых, почти черных туч. Имитация извержения была настолько правдоподобной, что я невольно прислушался — не слышно ли гула?

Вчера разоружал Глухой, нынче очередь Крутого. Один из тех хитрых обжор, что столько дней безнаказанно пировал на дармовых харчах, все же попался. Второй оказался хитрей и покинул место, где каждый день лязгают железные челюсти.

Сходил к берлоге, забрал остатки мяса. Лукса большую часть за эти дни уже перенес на лабаз. Прорубленное в липе отверстие промысловик по-хозяйски заделал двумя слоями коры, плотно прибив ее к стволу деревянными клинышками: бережет берлоги на своем участке.

Почерк бега соболей изменился. Заметно, что они возбуждены, проявляют повышенную активность. Бегают в основном парами и все больше прямо, ни на что не отвлекаясь. Лукса говорит, это ложный гон начался. Настоящий будет в июле. А поскольку беременность у соболюшек длится около двухсот восьмидесяти дней, потомство появится, как положено, — весной.

Четыре месяца пролетели как быстрая птица. Завтра выходим. Я уже предвкушаю жаркую баню с душистым березовым веником, просторную светлую избу, чистые постели. Что ни говори, а некоторые неудобства палаточной жизни со временем начинают утомлять. В зимовье они не так заметны. По крайней мере, в нем можно выпрямиться во весь рост, да и топить печь постоянно не требуется.

Впервые собрался на охоту раньше Луксы. Над промерзшими вершинами хребта едва затлел рассвет, а я уже стоял на лыжах. Путик решил пройти в обратном направлении: сначала по пойме, а потом по горам. Дело в том, что к середине февраля солнце к полудню поднимается уже высоко и снег на пойме, подтаивая, липнет к камусу тяжелым бугристым слоем.

У ближней протоки открылась радующая взор любого промысловика картина. Снежный покров истоптан мелкими следочками норки, а на краю промоины торчит пружина. Ну, думаю, подфартило напоследок. Осторожно потянул на себя цепочку. Капкан пошел неожиданно легко, и… (о, ужас!) между дужек лишь коготки. Ушла!