Лев Канторович - Рассказы (1939-1941 годы)

Семку Гальперина, его друга, взяли во флот, и Семка сказал, что он зря расхвастался про пограничников, и что во флоте тоже здорово и все такое, но он стоял на своем и нарочно снисходительно сказал Семке, что, конечно, флот дело неплохое, и Семка немножко оби­делся. Девочки слушали молча. Они с Семкой чувствовали себя настоящими мужчинами, гру­быми и сильными.

Ему было немножко жаль расставаться со школой, и себя он немножко жалел, но и об этом он никому не сказал. Даже Кате он не сказал об этом, когда они шли ночью по пустым улицам после прощального вечера. Он чувствовал себя настоящим мужчиной. Он дер­жал Катю под руку и говорил ей о том, как он любит ее, но боится, что она забудет о нем, когда он уедет к себе на границу. Он так и сказал: ״К себе на границу״.

Катя сказала:

— Разве можно забыть?.. — и голос ее дрогнул... Они остановились возле арки Глав­ного штаба. Катя повернулась к нему, и он увидел, как блестят ее глаза. Моросил мелкий дожди к, и катино лицо было мокрое.

Катя смотрела ему в глаза, и ее лицо было мокро, и он обнял ее и поцеловал в губы, и губы были мокрые и холодные от дождя.

Потом он писал Кате длинные письма, и Катя отвечала ему на каждое письмо. Да, она любит его, его одного она любит и ждет, и пусть он напишет подробнее о жизни на гра­нице.

В учбате [9] Учбат — учебный батальон их научили всему, что должен знать боец, и они жили в общежитии, и весь день был расписан, так что не оставалось сво­бодной минуты.

Потом Катя получила от него несколько пи­сем с заставы. Катя отвечала на каждое письмо.

Потом письма долго не приходили. Это бы­ло в сентябре тридцать девятого года. Катя волновалась и не знала, что с ним, но семна­дцатого сентября в газетах напечатали о войне с Польшей, и Катя поняла, где он, а еще че­рез несколько дней она получила от него пись­мо из Польши.

Прошло некоторое время и снова он пере­стал писать, и Катя мучилась и думала, что, наверно, он встретил кого-нибудь там, в Поль­ше, какую-нибудь девушку и забыл о ней, забыл о Кате.

Он не встретил никого в Польше. Он не писал потому, что его вместе с другими бой­цами перебросили на границу с Финляндией, на север, в дикие, пустынные леса. Они долго ехали туда, и они не знали куда их везут, и никто из них не писал домой, и он не писал своей Кате. Он не писал ей, но он все время помнил о ней, и у него, был товарищ, которо­му он рассказал о пей как то ночью, когда не спалось и мерно стучали колеса на стыках рельс и в вагоне было темно.

Катя ждала письма. Каждый день она дума­ла: ״Нет! Наверное, все-таки, сегодня придет письмо...״

Писем не было. Писем не было очень долго, и началась война с Финляндией, а письма все не приходили. Катя кончила курсы медсестер и работала в госпитале и очень уставала, и п городе было темно, и были ужасные холода, и в снегу, в финских лесах, шла война. Не­ужели он забыл о ней?

С севера письма шли долго.

Война была в разгаре, когда, наконец, при­шло письмо. ״Из действующей армии ״ было написано на конверте. Он писал Кате, что он жив и не ранен, и помнит её, и любит. Он спрашивал: любит ли она его? Ждет ли она?

Да, да! Да, она любит только его. Береги себя и возвращайся скорее, милый...

Он писал Кате каждый день, ко письма от­правлялись не так часто, и Катя получала сразу несколько писем и раскладывала их по числам и читала по порядку.

Потом кончилась война. Последнее письмо от него было помечено десятым числом, а вой­на кончилась тринадцатого. Семь дней Катя ничего не получала, и через семь дней пришло сразу два письма и па конверте был незна­комый почерк, и Катя долго не решалась про­честь эти письма. Ей было страшно.

Письма были от его товарища. Товарищ пи­сал, что Андрей ранен в последнем бою, ра­нен в голову, ранен тяжело, но жив. В день мира товарищ Андрея написал ей первое пись­мо. Второе письмо было от четырнадцатого. ״Его отправили в госпиталь, — писал товарищ.— Его отправили в Ленинград и пусть она ра­зыщет его, хотя он ни за что не хочет, чтобы она увиделась с ним״.

Катя плохо поняла в чем дело. Почему он не хочет видеть ее?

Она бросилась разыскивать его. Она побы­вала в трех госпиталях, но не нашла, а на следующий день, когда она дежурила, ее вы­звали к телефону, и незнакомый голос сказал ей, что говорит доктор Иванов, ״да, да, тот самый Иванов״. Он звонил к ней домой, и ему дали телефон в госпиталь. Он просит ее зайти к нему в клинику. Ведь, она знает Андрея Горбова?

Катя больше ничего не слышала.

Она отпросилась у своего начальства и по­бежала в клинику Иванова. Швейцар, похожий на хирурга, в белом халате и в белой шапочке, сказал ей, что доктор еще не приехал, он сей­час будет, пусть она подождет здесь. Катя не могла стоять на месте и вышла на улицу.

К подъезду подъехал высокий человек на мо­тоциклете. Он соскочил с мотоциклета и, ша­гая через две ступеньки, вбежал в дверь. Ка­тя еще немного подождала и снова вошла и спросила у швейцара: ״Не приходил ли Ива­нов?״— и швейцар сказал: ״Как же! Вот они!“ — и показал на высокого человека в расстегнутом халате. Катя узнала его. Это и был Иванов. Катя думала, что известный хирург старый и обя­зательно в очках, а это был молодой и был похож на матроса.

Катя сказала:

— Вот и я пришла...

Иванов сначала не понял, а когда узнал, кто она такая, то нахмурился и велел дать ей халат.

Иванов отвел Катю в свой кабинет, и она едва шла от волнения.

— Дело в его нервах,— сказал Иванов. Он все время хмурился.— Выдержит он или нет — вот в чем дело. Он ни за что не хотел, что­бы вы знали, где он. Пусть она думает, что я убит,— так он сказал. Понимаете? Зачем я ей такой?— так он мне сказал. Понимаете? Да? Я оперировал его. Может быть, он по­правится. Может быть — нет. Нужна еще одна операция. Понимаете? Я не смог скрыть от вас. Я решил, все таки, найти вас. Вы дадите мне честное слово, что будете молчать. Хо­рошо? И вы посмотрите на него и сами ре­шите. Если он поправится, все отлично. А если нет, то вы сами решите. Идемте.

Андрей Горбов лежал один в маленькой па­лате. Окно палаты всегда было завешано тем­ной шторой.

Андрей Горбов был слеп. Его ранило в го­лову и повредило какой-то нерв, и он ослеп.

Он не видел, как вошли Иванов и Катя.

Он узнал шаги Иванова и повернул голову к дверям. Катя остановилась в дверях. Она до крови укусила себе ладонь.

Он лежал, повернув к ней голову, и лицо у него было такое, будто ему очень больно.

— Доктор?— спросил он, и Катя не узнала его голоса.

— Да,— сказал Иванов.— Болят глаза?

— Нет,— сказал Андрей.— Нет, не болят.

— Это такая операция,— сказал Иванов,— что я буду до смерти гордиться вами.

Иванов смотрел на Катю и хмурился.

Катя молчала. Кровь текла из прикушенной ла­дони. Два дня Кат я ухаживала за Андреем. Она меняла ему повязки и ночью дежурила у него. Она молчала. Ока ничего не говорила, чтобы он не угнал ее по голосу. Она слышала, как он рассказывал Иванову о ней, о Кате. Он несколько раз повторил: ״Пусть она думает, что меня убили. Зачем я ей нужен такой!״