Анатолий Баюканский - Восьмой день недели

— Надеюсь, ребята, паркетный пол все видели? Так будем и футеровку класть. Вот чертеж! Запомните, арматура, шамотный кирпич, два слоя магнезитового кирпича и еще один слой кирпича, только торцом вверх. Начинаем укладывать днище с центра. Я показываю…

К печи подъехало футеровочное устройство — телескопический подъемник. Кран опустил его на горловину печи. Каменщики надели фартуки. Владыкин и Заварзин подняли кувалды (каждый второй кирпич осторожно подбивается), полезли внутрь конвертора. Там еще стойко держалось тепло. Стальные стенки, освобожденные от кладки, не успели остыть.

— Заживо сгорим, начальник! — крикнул Ахмет.

— Гори, — добродушно проворчал Заварзин, — добрый шашлык будет… — Кинул под ноги фуфайку, подал Владыкину восемнадцатикилограммовый смолодоломитовый кирпич.

— Хлопцы, еще раз напоминаю: внимание зазорам между рабочим слоем и днищем. Оставите щель — в нее попадет раскаленный металл, проберется к броне, проест… Вопросы имеются?

— Один завалялся, — пробасил Заварзин.

— Ну?

— Глоток бы пива. В горле першит от пыли.

Каменщики засмеялись…

Через шесть часов бригада выложила днище конвертора. Владыкин проверил прокладки в температурных швах — толевые и картонные. Все было в порядке, после каждого четвертого ряда проложили их каменщики. Владыкин рассчитал точно: после плавки прокладки сгорают, освобождая место для кирпича, который под воздействием высокой температуры слегка «раздается в плечах». Владыкин тяжело выбрался наружу, выпил два стакана газировки, сел на железный стул и прикрыл ладонью глаза. А когда открыл, увидел Семена. Подоткнув под голову фуфайку, Заварзин спокойно спал внутри печи. Рядом стоял Будько. Наверное, Владыкин проснулся от его взгляда.

— Доброе утро!

— Здорово!

— Устал?

— До полусмерти.

— Как машина?

Владыкин протер глаза, встал, отряхнул с фуфайки пыль, покачал головой, глядя на Будько.

— Голову кладу на отсечение: всю ночь ты не спал, представлял, как мы тут ворочаем. И не пришел. Самолюбие заело?

Будько оглянулся.

— Працуй ударно — заживешь гарно. Домой едешь? — спросил, как ни в чем не бывало.

— Слава богу, хватит с меня. Вторая смена заступила.

— Я в управление. Хочешь, подвезу?

— Добре. Только ополоснусь и — к выходу…

Безвольно откинувшись на спинку сиденья, Владыкин как бы растворился в тепле машины. Казалось, дрожит каждая жилочка. Только руки — набрякшие, тяжелые, неподвижно лежали на коленях.

— Представляешь, Заварзин «ура» кричал, словно дите малое, в ладоши хлопал.

— Заварзин? Ну даешь!

— Сам бы ахнул. Пневмоударник, как нож в масло, шел в кладку. С двух сторон подрезали и…

— Ты на себя погляди. Разве так можно? Не двадцать лет, — укоризненно сказал Будько, — без отдыха… Этот цветик-самоцветик любого уморит… Кстати, о чем толковали у тебя дома?

— Обо всем, Тиша, обо всем.

— Про меня спрашивал?

Владыкин устало улыбнулся одними глазами:

— Господи, на кой лях ты ему сдался?

— Возможно. Зато я вчера с директором скрытничал, — наклонившись к самому лицу Владыкина, зашептал Будько. — Недоволен Радиным страсть. Просил докладную подготовить.

— О чем?

— С луны свалился?.. Или шоры на глазах? Наполеоновские планы, не подкрепленные оргработой. Просчеты, ошибки. Взять футеровочное отделение. Люди вынуждены по две смены, без отдыха…

— Каменщиков моих, Тиша, оставил бы ты в покое.

Будько пристально посмотрел на Владыкина, видимо, понял: продолжать разговор в настоящий момент не имеет смысла. И еще он подумал о том, что нужно будет предупредить Михаила, как только вернется из Индии, чтобы не очень-то доверял Владыкину…

Владыкины ждали гостей. Сергей Иванович пристроился в любимом закутке — между книжными полками и письменным столом, что-то чертил на листе ватмана. Анна Владимировна, раскрасневшаяся у плиты, в который раз оглядывала накрытый стол. Кажется, все успела. Можно и отдохнуть. Подсела к мужу. Сегодня она не просто принимала гостей. Был в этом приеме скрытый смысл, Анна Владимировна не могла видеть, что в отношениях Михаила и Сергея проступает холодок. И сегодня Анна Владимировна мечтала сгладить углы, выражаясь языком каменщиков-футеровщиков, — «заделать швы» в отношениях мужа и Михаила Дербенева.

— Какие мировые проблемы решаешь?

— Как тебе сказать, — Владыкин вздохнул, — суета вокруг. Помнишь, рассказывал, как футеровал вперевязку?

— Сутки после отсыпался.

— Двести пятьдесят плавок печь настояла, а футеровка, как новенькая, держится. — Владыкин встал, походил по комнате, думая о своем. Жена недоуменно провожала его глазами: радоваться нужно, а он…

— Выкладывай, Сергей свет Иванович, не таись.

— Да нет, я ничего… — Владыкин постоял, держась за спинку стула, невидящим взором глядя на обильно накрытый стол.

— Понимаю…

— Аннушка, я серьезно. Странно, ведь поставили рекорд стойкости, а никто не замечает, словно так положено. А будь на моем месте Миша Дербенев…

— Кстати, какая кошка между вами пробежала? Я вообще боюсь, что он не придет.

Владыкин промолчал. Анна Владимировна поняла: молчит — не хочет отвечать.

— Любопытно, как себя ведет Радин? — зашла с другого конца Анна Владимировна. — Ты ведь глаза ему открыл.

— Радин? Тоже не пойму толком. Чувствуется, следит за печью, помалкивает, сглазить, что ли, боится. Конечно, вентиляторы — полумеры, по воробьям из пушки. — Помолчал, обдумывая фразу. — Винтовую бы кладку заделать, сердце успокоилось бы.

— От сердца древний рецепт есть.

— Какой?

— Народная мудрость. Орешки, имя им грушицы земляные… те орешки есть сырыми…

— Или топить в горячем вине, — пошутил Владыкин.

— Государственный ты муж! И мудрый к тому ж. — Анна Владимировна потрепала Владыкина по гладко выбритой щеке. — Ого! Стихами заговорила.

— Мудрость моя в твоей голове, — отшутился Владыкин.

— Спасибо! — Анна Владимировна хохотнула и смеха своего не узнала: было в нем что-то давнее, забытое, девичье.

— Что с тобой?

— Вспомнила, как на дежурство ночью ко мне прибегал в аптеку. Сидишь, фантазируешь, чем бы заболеть, чтобы вылечила.

— Заболел… до смерти не вылечусь…

Резкий звонок прервал их разговор.

— Пришли! — Анна Владимировна побежала к двери, на ходу снимая фартук. Распахнула дверь. — А мы вас заждались! Здравствуйте! Милости просим!

— Хинди-руси, бхай, бхай! — загрохотал Дербенев, улыбаясь во весь рот, У него было прекрасное настроение. По-медвежьи обхватил за узкие плечи Анну Владимировну, звонко расцеловал в обе щеки. Обнял Владыкина. — Наконец-то до своих дорвался!

— А где же начальство? — поинтересовалась Анна Владимировна.