Анатолий Баюканский - Восьмой день недели

Да, приподняли, как щенка, за шиворот и показали ближайшую перспективу — проходную завода. Спасли Владыкина Будько и Дербенев. И посоветовали прикусить язычок… Сейчас Радин предлагал стать прежним, начать все сначала. Правда, не сказал, какой ценой.

Анна Владимировна неслышно подошла к мужу, погладила, как ребенка, по голове.

— Ты теперь между двух огней… Пожалуйста, не сердись, но Радин…

— Хватит! Обойдусь без твоих советов!

Никогда еще муж не обрывал ее так бесцеремонно. Анна Владимировна обиженно отошла к столу. Стала собирать посуду. В комнате воцарилась гнетущая тишина…

Несмотря на поздний час, вокруг повергнутого наземь конвертора собрались любопытные — свободные от смены сталевары. Радин не заметил, когда появился в цехе Дорохин, ему не хотелось, чтобы до поры узнало заводское начальство. Видимо, доложили. Дорохин обошел вокруг конвертора, делая вид, будто озабочен происходящим, и в то же время не замечая Радина. Взял у Заварзина синие очки, заглянул в горловину печи, поманил к себе Владыкина.

— Как вентилятор приспособили?

— Дует через фурменное отверстие. Я в журнале вычитал, — на всякий случай соврал Владыкин. — Хорошо сушит, видишь?

— Сорвете график — директор просушит… без вентилятора. — Сердито нахмурил брови. — Доложили про ваше самоуправство?

— Ведь доброе дело.

— Неужели трудно согласовать? Да и обсчитать эффективность не помешало бы… в случае удачи.

— Восемь часов сбережем на футеровке.

— Восемь часов — примерно восемь лишних плавок, тысяча с гаком… Тысяча тонн металла на земле, конечно, не валяется, но… если подключить сталеплавильную лабораторию…

— …институт «Огнеупоры», — подхватил Владыкин, — да и растянуть на пару годиков.

— А вы — скороспелки, право слово. — Дорохин ворчал добродушно. Раздражение, с которым он ехал в цех, утихло. Директор настроил. Узнав от Будько о самовольстве, вспылил, схватился за телефонную трубку вызывать Радина. Хорошо, что он, Дорохин, остановил. Мол, сам поеду, взгляну… Дорохин мгновенно оценил новшество. Вентилятор подавал в нутро печи воздух, сдобренный водяной пылью, а это, конечно, убыстряло охлаждение. Дорохин долго ходил вокруг да около, что-то записывал, спрашивал Заварзина, советовался с Владыкиным, поглядывая на термометр: как температура в печи понизится до ста градусов, можно ломать.

Радин подошел к Дорохину сам. Его прямо-таки распирало от обиды. Он, начальник цеха, кто здесь, американский наблюдатель? Он — инициатор эксперимента. Разве всегда стоял на площадке экскаватор «Грейдал»? Разве до него тоже остужали футеровку вентиляторы? Распаляя себя, накричал на электромонтеров, которые слишком медленно подключали к «Грейдалу» электрический кабель и воздушный шланг.

— Послушайте, Радин, — первым заговорил с ним Дорохин, — вы о людях подумали? — кивнул в сторону печи. — Шесть тонн кладки на человека, да еще в такой жаре, настоящая Африка.

— Мы обо всем думаем: о людях, о плане, о тех, кто не хочет думать. А в благодарность…

— Фуфайки побросаете на арматуру, — продолжал свое Дорохин, — влезете на сковородку, потом на бюллетень.

— Погоди-ка, Николай Васильевич, — Владыкин довольно бесцеремонно отодвинул парторга в сторону, махнул рукой машинисту экскаватора. — Двигай!

Владыкин тоже будто не замечал Радина. Всерьез обиделся за вечерний разговор. Радину вдруг стало весело. Глупейшая ситуация: делаем добрую пробу, переживаем за успех, а на виду будто гусаки — дуемся друг на друга. Захотелось протянуть руки и сказать: мир-дружба, братцы-кролики. Не сказал. По лесенке взобрался к машинисту в кабину. Пока Владыкин последний раз замерял температуру, можно было перекинуться словом с машинистом.

— Сколько ударов в минуту делает? — спросил Радин, указывая на пневмоударник, укрепленный на конце стрелы. Он походил на обыкновенный отбойный молоток.

— Около пятисот.

— Отлично. — Радин с четырехметровой высоты оглядел площадку. Конвертор, лежащий на боку, был удивительно похож на огромную грушу. А он возвышался и над конвертором, и над площадкой. Радину вдруг по-мальчишески захотелось, чтобы Надежда увидела его. Сейчас, немедленно. «Ничего, завтра узнает», — подумал удовлетворенно.

— Майна! Майна! — Владыкин показал машинисту поднятую на уровень глаз руку, стал плавно опускать ее, И, словно загипнотизированная, стрела тоже стала опускаться к самой горловине. — Стоп! — скомандовал Владыкин. Шагнул к экскаватору. Обратился к Радину, сделав над собой усилие: — Все готово!

— Начинайте!

— Ну, поехали. Двигай! — Владыкин махнул рукой машинисту.

Пневматический ударник на конце стрелы задрожал и стал медленно клониться к футеровке, стрела изгибалась змеей, прижимаясь к кирпичу, выставив ударник-жало. Машинист включил механизм пуска, и пневматический ударник тронул почерневший кирпич. Взметнулась кирпичная пыль. Радин счастливо засмеялся. Одобрительно зашумели каменщики, сдвинулись ближе к печи, среди них мелькнула белая каска Дорохина. Люди не обращали внимания на пыльную завесу. Радин не слышал голосов. Видел только стрелу, которая вгрызалась в кладку, прорубая дорожку в кирпичной футеровке.

— Алло! В машине! — голос Владыкина из динамика услышали все. — Стоп! — Машинист выключил мотор, убрал стрелу из конвертора. Этого только и ждал крановщик. Конвертор быстро повернули на сто восемьдесят градусов и повторили операцию. И кирпичная кладка, подрубленная с двух сторон, рухнула, подняв густой столб пыли.

— Ура-а-а! — закричали каменщики. Им до последней минуты не верилось, что больше не придется вручную выбивать пятьсот тонн оплавленной кладки. Не выдержал и Дорохин. Обнял Владыкина, жал руки машинисту, а Радина только слегка хлопнул по плечу, не нашел нужных слов и поспешил к выходу из цеха.

К площадке подвезли смолодоломитовый кирпич, уложенный в поддоны, стали быстро сгружать его, Владыкин и Радин взглянули друг на друга и улыбнулись. Владыкин подошел первым и, не поднимая глаз, сказал:

— А ведь я прав оказался! — кивнул на печь. И, чуть помедлив, добавил: — И вы, пожалуй, тоже. — …Вынул из-за пазухи сверток, туго перевязанный бечевкой. — Взгляните на досуге. Тут все о футеровке. Может, что и пригодится.

— Сергей Иванович! — Радин крепко стиснул руку Владыкина. — Прошу меня извинить за вчерашнее.

— Будет вам! — отмахнулся Владыкин, чувствуя, как враз отлегла от сердца тяжесть. — Чего в жизни не бывает! — Поспешил уйти, каменщики уже поглядывали с площадки на него.

Радина охватило нетерпение. Едва сдержался, чуть не порвал бечевку. Подарок Владыкина, несомненно, ценный вклад. Но еще больший вклад — сам Владыкин. Теперь-то он прятаться не станет. Но, наверное, все-таки главная победа, что сумел пробудить в человеке желание творить. Радин так и не стал развязывать бечевку — началась укладка кирпича. Укладка по-новому, вперевязку. Хотелось посмотреть, как это делается. Радин подошел к Владыкину, который объяснял каменщикам суть дела: