Анатолий Баюканский - Восьмой день недели

Отстранили от работы, перевели в печники-футеровщики на три месяца, а добраться до своего законного места не может Семен уже пять с лишним лет. «Эх, Дербень, Дербень! — мстительно думает Семен Заварзин, — раскусил я твою «героическую философию». Мы болтики в твоей машине, заел один — на помойку, второй ввинтил. Ни о ком не сожалеешь. Говорят, одну рыбалку и любишь. Да и то, наверное, когда рыбу ловишь, вода у тебя не кругами, а прямоугольниками расходится…»

— Семен Заварзин! — прогремел над цехом голос Владыкина, усиленный динамиком. — Немедленно явитесь на футеровочную площадку!

Заварзин досадливо крякнул. И не потому, что позвали на место. Крановщик разозлил: резко рванул ковш о металлом, и на площадку плеснул «козелок» килограммов на двести. Кинулись врассыпную сталевары. Кран проплыл мимо Заварзина, обдал жаром. «Вот таких бы гнать надо. А меня за что?..»

— Дарагой! — кинулся к Семену Ахмет, потрясая какой-то бумажкой. — Где ты пропадал? Извещение к посылке, видишь? Какой папа, а? Вино есть, фрукта есть! Сегодня кушаем!

Ахмет частенько получает с Кавказа посылки.

— Заварзин! — Владыкин чуть не сбил Семена с ног.

— Ну?

— Где шляешься?

— Справку представить? — Заварзин даже не глядел на бригадира. — Отлучиться нельзя, что ли?

— В ноль часов останавливаем третий.

— А мне что! Останавливаем, так останавливаем. Сутки наши.

— Ломать будем утром! — Видя, как округлились глаза Заварзина, торопливо добавил. — Начальство вдвойне платит за спецзадание.

— Увы, — Заварзин глянул в сторону Ахмета, который делал какие-то знаки, — вечер занят и ночь. Культуру повышаем.

— Ребята, нужно выйти в ночь, — многозначительно проговорил Владыкин.

— Слушай, начальник, зачем крычат? У меня вся рука в ожогах! — Ахмет протянул руки-коротышки. — Кирпич горячий будет, как бешеный собака!

— Серега, — примирительно сказал Заварзин, — всегда печка сутки остывала. Что еще придумал?

— Идея! — Владыкин прищурился. Знал: Заварзин наверняка клюнет на этот крючок. И не ошибся.

— А как насчет грошей? Точно вдвойне платят?

— Неужто всю жизнь на рубли переводишь?

— Не я один, — притворно всплеснул руками Заварзин. — И все-таки как же с оплатой?

— Идея подтвердится — будет полный порядок, — подыграл Владыкин.

— Вы слышали, хлопцы? — обратился Заварзин к ребятам. Ахмет мазнул рукой по усам.

— Маладец, начальник! Рассказывай.

Владыкин замешкался. Не рановато ли выдавать одну из давних своих задумок?

— Где быстрей прогорает футеровка?

— В пазах, меж рядами, — сообразил Заварзин.

— А если класть футеровку без швов?

— Как это? — Заварзин вытянул шею. — Цельным куском?

— А вот так! — Владыкин быстро набросал фигурку из кирпичиков. — Первый ряд как обычно. Второй — начнем с полкирпичика. Третий — опять обычный.

Заварзин выпрямился, сверху вниз посмотрел на бригадира, озабоченно поскреб подбородок, что-то смущало его.

— Может, по старинке? Кирпич на кирпич — гони, бабка, магарыч?.. — И, чуть помедлив, добавил: — Лады, пусть по-твоему. Только, может, не все нутро, а днище. Поглядим, что получится.

— Что ж, — Владыкин посмотрел на часы, — согласен! Проследи за доставкой огнеупора, проверь штангу. К двадцати трем всем быть в сборе! Ясно?

— А я посылку получил! — Ахмет показал Владыкину извещение. — Фрукты и вино!

— Покажи!

Ахмет доверчиво подал квитанцию. Владыкин аккуратно сложил ее пополам, спрятал в карман.

— Завтра отдам. И сам с тобой выпью. Сегодня нельзя…

— Зачем? Отдай бумагу. Я тебя не приглашаю, слышишь, начальник?

Владыкин шутливо помахал рукой Ахмету и ушел.

Директор завода подробно и с пристрастием анализировал работу конверторного цеха. Разбирал упущения бригад и операторов установок непрерывной разливки стали. Винюков любил удивлять подчиненных знанием фамилий подручных, горновых, машинистов. Обычно Радин слушал Винюкова с плохо скрытым раздражением. Нечего снисходить до подручных. Сегодня смутная тревога овладела Радиным. Волновала и предстоящая остановка конвертора, и тон директора. Доложит Будько директору про вентиляторы — греха не оберешься. Обвинят в анархии, самоуправстве.

Секретарь парткома, сидевший рядом с Винюковым, кашлянул, пытаясь привлечь внимание директора, показал на часы, мол, время заканчивать оперативку. Винюков понял и, вскинув седеющую голову, сказал, обращаясь к Радину:

— Время, Анатолий Тимофеевич, подгоняет. Видите? — показал на пухлую папку. — Телеграммы! Крики о помощи! Срывается поставка металла! Срывается производство! С нетерпением ждем металл для автолиста! Срываете! Срываете!.. Словом, я предупреждаю вас лично, Радин, — быстрее осваивайте оборудование. Никакой отсебятины.

— Вы имеете в виду эксперимент с ковшами? — вставил Радин.

Винюков не ответил. Резко отодвинул папку.

— Кстати, когда третий конвертор останавливаете на перефутеровку?

Радин на мгновение замялся, и этого оказалось достаточно, чтобы Винюков кинул еще один камешек в его огород:

— Не знаете? Плохо, очень плохо! Все свободны! Радин, останьтесь! — Винюков долго копался в зеленой папке, подождал, когда все выйдут. — Пожалуйста, поближе. Тут такое дело… Личное. — Вынул из папки какую-то репродукцию. Лицо сразу смягчилось, стало виноватым, добрым. — Случайно, не знаете, кто автор?

— Вы коллекционируете картины? — удивился Радин.

— Где там! — отмахнулся Винюков. — Так, блажь.

Радин взял репродукцию, внимательно рассмотрел. Сумеречная набережная, тусклый свет старинных фонарей, черная собака, семенящая по брусчатке мокрой мостовой. На переднем плане женщина ведет за руку мальчика.

— Где вы ее купили?

— Разрешите не отвечать на этот вопрос, — сказал Винюков, — секрет фирмы. Вообще-то, один товарищ уверяет, что это оригинал.

— Вряд ли. Думаю, подделка. Вроде бы под Александра Герымского. Это тот, что писал: художники вечно гонятся за тем, что далеко. И они не отдыхают даже в гробу…

— Н-да! — Винюков внимательно глядел на Радина, держа очки за дужку. — Гонимая за тем, что далеко… И вот этот ваш «Пульсар» Бруно. Новую технологию внедряет… Какие глупости! Из уважения к вашему шефу, Ивану Ивановичу, я не отменил абсурдный приказ о проведении эксперимента. Обожжетесь — поймете!

— Извините, но за цех отвечаю я.

— Вот именно, — мягче сказал Винюков. — Допустим, вы правы, а зачем партизанщину разводить? Следовало бы изучить в заводском масштабе опыт Бруно, коли таковой имеется. Говорят, что все истинно великое свершается медленно, незаметно. А в одиночку, да еще в горят чую пору освоения я не рекомендовал бы заниматься экспериментами. План, план и еще чуть-чуть сверх плана — вот что я жду от вас в этом году. Все! Идите!.. Да, спасибо за консультацию!..