Анатолий Баюканский - Восьмой день недели

И тут же, вспомнив резолюцию директора, нахохлился:

— Винюков поручил разобраться с вашим «Пульсаром». — Дорохин щелкнул кнопкой, распахнул папку, поднял на уровень груди докладную записку Бруно. — Прочитал внимательно, теперь хочу живое слово услышать. Ваше мнение, Радин?

— Минуточку! — Радин с явным удовольствием, улыбаясь чему-то своему, порылся в коричневой папке, бережно извлек синий форматный лист, отпечатанный на ротаторе, поглядел на Дорохина и, не в силах сдержать радость, предвкушая удивление, сказал: — Мое мнение? Вот приказ по цеху. В порядке эксперимента с 1 сентября по 1 января главную бухгалтерию цеха, отделы главного механика и главного технолога перевести на систему «Пульсар». Положение прилагается. Второе. Создать комиссию экспертов в составе…

— Хорошо, право слово, — холодно остановил Дорохин, — знаю. Вот он, твой приказ. Горячку порешь. Впереди всех, на белом коне. — Дорохин вдруг смутился, как бы со стороны услышав себя. Почему он делает не то, что думает? Выполняет наказ директора, «режет на корню». Режет, а думает совсем о другом. Дорохин виновато улыбнулся. — Такие дела сообща нужно решать. С общественными организациями, с техсоветом, наконец, с отделом научной организации труда. А вы келейно. Славой не хотите поделиться? Думаю, тут шишек будет больше, чем пышек.

— Мы и не хотим свои шишки на чужие головы переваливать.

Радин молод и самоуверен, будто ему доставляло удовольствие спорить с Дорохиным. А в «Пульсар» он поверил всей душой. И вообще, у Радина сегодня прекрасное настроение. Встретил Надежду, рядом шли по лесу, к проходной.

— Спелись? — Дорохин досадливо пристукнул кулаком по столу. Трудно толковать с молодежью стало. Не находит весомых слов.

— Скажите, пожалуйста, — Бруно придвинулся к Дорохину, — у нас в стране есть безработные?

Дорохин поперхнулся.

— Согласен с вами: безработных нет. По ту сторону проходной. А по эту? На заводе?

У парторга нервно дернулась щека.

— Поясни.

— А что тут пояснять! — весело подхватил Радин. Каждый ли управленец трудится в полную силу? Судачат о футболе, о кровяном давлении, о чем угодно, только не о работе. Я как-то спросил молодого экономиста: почему работаете без напряжения? А тот в ответ: «Человека нужно беречь! Это — главное богатство!» И в самом деле, зачем волноваться? Цех план выполнит — всем без исключения премия. Не выполнит, все едино среднюю зарплату выведут. За новые марки стали, за работу без брака. Лазеек стало много. Поверьте, — Радин приложил руку к груди, — мне лично надоели все эти «выводиловки»!

Дорохин скривился будто от внезапно подступившей боли:

— Это эмоции.

Бруно разбирал смех. Сам не мог понять, что смешило. Растерянность ли Дорохина, подступающая ли радость удачи.

— В моей объяснительной записке все сказано.

— Дипломаты!

Дорохин замолчал. Потянул из рук Бруно объяснительную записку, долго смотрел на одну и ту же страницу. Наконец, успокоившись, сказал: — Я вижу тут одну очевидную выгоду. Кадровую. Обычно у нас человека выдвигают, а за какие заслуги, умалчивают. А тут все на виду. Следовательно, здоровый моральный климат, верный настрой…

— Так вы «за»? — обрадовался Бруно.

— Да, но… — Вспомнив о директорской резолюции, Дорохин стал противен самому себе, заговорил торопливо: — Появятся недовольные, обиженные, жалобы в местком, в нарсуд. Кто будет отвечать за вашу «пульсацию»?

— Естественно, руководитель цеха! — простодушно улыбнулся Радин.

— Подождите, подождите… — Бруно долго копался в папке, нашел изрядно захватанный лист газеты. — Обнародую отрывок из статьи одного известного писателя, так сказать, для поддержки моей идеи… — И, не дожидаясь согласия Дорохина, начал читать:

— «В компании управленцев — собралось, помню, несколько заводских руководителей и ученых — я однажды услышал формулу: «Двадцать на восемьдесят». Произносили ее по-разному, одни вполне серьезно, другие иронически, но всем присутствующим, было видно, формула хорошо известна. Я же услышал ее впервые и все стеснялся спросить, что это значит. Потом все-таки решился и отозвал в сторону знакомого директора.

— Двадцать на восемьдесят? Очень просто. Например, двадцать процентов работников подают восемьдесят процентов всех рацпредложений, а остальная часть предложений приходится на восемьдесят процентов работников.

— Ну и что? Одни занимаются рационализацией, другие нет…

— А то, что эта формула применима почти везде.

— Как это? — не понял я.

— А вот представьте себе!.. Сначала, говорят, подсчитали на пиве. Выяснилось, что восемьдесят процентов его выпивают любители, составляющие лишь двадцать процентов населения, а на долю всех прочих остается двадцать процентов пива.

— Ну, то пиво… Любители этого напитка — особые люди. На них равняться нечего».

Бруно осторожно спрятал газету и торжествующе посмотрел на Дорохина.

— Ну, как?

— Что тебе сказать, — Дорохин пожал плечами, — каждое производство имеет свою специфику. Мы, например, недавно распространили на заводе анкету под таким названием: «Что вас не устраивает в организации социалистического соревнования?». Как думаешь, чем были недовольны люди?

— Я такой анкеты не видел, — вместо ответа проговорил Бруно.

— Людей, оказывается, устраивает и зарплата, и работа. А мешает монотонность, каждый день одно и то же, плавка за плавкой. Представляешь?

— Мы-то представляем, — бросил реплику Радин и осекся.

— Иногда злости не хватает, — Бруно потер ладонями лицо, — не для себя стараемся, а тебе палки в колеса.

— Аттестация, как я понимаю, и у нас проводится регулярно, — слабо сопротивлялся Дорохин.

— Согласен, — поддержал Радин. — А результат? Ну, поругали, ну, высказали претензии. И все. А человек в ответ: подтянусь, учту. А «пульсация» — иное дело. Слово — цифре. В ней ты весь. Сумма баллов за старание, за сноровку, за творчество. Это ведь истинный, а не гадательный творческий паспорт человека. Твор-чес-кий… Отсюда и решение, комиссии: повысить, понизить, оставить на прежнем месте. — Радин разволновался, не знал, куда девать руки.

— А вы неплохие агитаторы. — Дорохин нашел в себе силы улыбнулся. — Н-да, любопытная штука, черт побери… Борьба между чувством и долгом… Лады!.. — Дорохин сгреб докладную Бруно. — Дома еще почитаю.

Дорохин вышел из цеха, в скверике присел на скамейку. Глядел на оранжевую вереницу облаков, придерживая рукой вдруг часто-часто затрепетавшее сердце…

Сколько раз, проходя мимо экспресс-лаборатории, Радин ловил себя на мысли: решительно распахнуть дверь, подойти к Надежде, взять ее за плечи и сказать: «Я люблю вас. Делайте со мной что хотите…» Но тут же, убыстряя шаг, проходил мимо.