Анатолий Баюканский - Восьмой день недели

— И все-таки я оставляю за собой последнее слово! — Радин посмотрел на Дербеневу. Она сидела, низко опустив голову, видимо, ждала: назовет ее Радин или нет. А он знал, что Надежда — союзник, молчаливый союзник.

— Технология отработана институтом, — негромко заметил начальник планового отдела, — к тому же цех медленно осваивает проектную мощность. — Он набрался смелости. — Со временем развернем массовый поиск, а пока…

— Странные у вас, товарищ Радин, понятия о руководстве, вы, оказывается, благодетель, отец родной. Кого хотите — милуете! Кого хотите — казните! — Будько всем своим видом показывал: терпение лопнуло, готов идти «на сечу», подняв забрало. — Настаиваю: Бруно следует наказать строго. И пункт подходит — «за нарушение технологической инструкции».

Радин понял несложный маневр заместителя. Будько дождался подкрепления, открыл беглый огонь, оставив Шарапова в прикрытии.

— Я попросил бы не забываться, товарищ Будько! — Голос Радина звенел, как струна. — Я не благодетель, а начальник цеха!

— По штатному расписанию! — съязвил Будько.

— Да, милая у вас обстановочка! — Шарапов покрутил бритой головой.

— Товарищи! — резко поднялась с дивана Надежда и кинула взгляд на Радина. — Дайте возможность вставить словечко женщине. Я считаю, что и действия Бруно, и доводы начальника цеха в общем логичны и убедительны. Разрешите, я проанализирую плавки бригады Бруно, завтра на оперативном совещании внесу ясность. Стоит ли ломиться в открытую дверь?

Радин поблагодарил Надежду взглядом, и она поняла это. Как тактично она поддержала Бруно, да и вот сейчас — его самого. С ним происходило что-то странное: он видел Будько, капельки пота на его переносице, багровые жилки вокруг глаз, а слов не слышал. Взволнованно думал о Надежде. Любит ли она его? И не смешон ли он, когда все чаще и чаще представляет ее рядом. Нет, так нельзя, и Радин заставил себя переключиться на другие мысли. Было все это утром, а сейчас… Радин попытался сосредоточиться на том, что говорил Будько. Все происходящее на оперативке показалось нежизненным, надуманным. Во всяком случае, Надежда выглядела как-то чуждо в этой прокуренной комнате, где грубо, тяжело, по-мужски решались совсем не женские дела. К этой мысли Радин приходил не раз во время совещаний, оперативок, сменно-встречных собраний, осторожно останавливая взгляд на диване, где рядом с Будько сидела Надежда — тоненькая, серьезная, в грубой куртке, застегнутой на все пуговицы.

Радин передернул плечами, словно его сыростью охватило. Будько чего-то ждет от него? И он сказал голосом, лишенным интонаций:

— Товарищ Дербенева! Тщательно проанализируйте химический состав чугуна, время продувки, количество присадок, словом, сами понимаете. И не только у Бруно, во всех трех бригадах. Сделайте сравнительные выводы, а потом поговорим конкретно о бригаде Бруно. Продолжим оперативку. У меня еще одно предложение. Начальнику цеха незачем — постоянно вмешиваться в оперативную работу, он — не толкач, как думаете?

В кабинете воцарилась тишина. Лишь, посапывая, дышал Будько. Люди переглядывались: что бы это могло значить?

— А кто, извините, будет принимать рапорты? — спросил старший мастер.

— Начальники смен. Я стану спрашивать с них, они — со старших конверторщиков, а те — с бригады. Вот и будет круговая порука, или, приятнее назвать, личная ответственность. Кстати, попрошу всех специалистов, без исключения, разработать личные творческие планы на полугодие. Впредь будем считать их творческим паспортом инженера, главной характеристикой. Нет возражений? Принимается. У кого есть вопросы? Предложения? Пожалуйста, кадры!

Инспектора по кадрам слушали плохо. Обычное дело. Сколько за сутки уволилось, сколько зачислено. По существу, оперативка закончилась. Кадровик собрал листочки с записями, тасовал их. И не садился, переминаясь с ноги на ногу.

— У вас все? — спросил Радин.

— Извините, но правление Дворца культуры просит зачислить металлургов, занимающихся в художественной самодеятельности, в штат конверторного цеха.

Сообщение вызвало веселое оживление.

— На усиленное питание!

— По горячей сетке!

— У нас и так на должностях сталеваров один художник и даже один поэт-сатирик. Правда, они уже освоили производство.

— Простите, — сделал невинные глаза Радин. — Я что-то не припоминаю, чтобы в штатном расписании были должности артистов.

Кадровик прямо-таки подскочил на стуле.

— Во-первых, в новом цехе много незаполненных вакансий, во-вторых, приближается межзональный смотр художественной самодеятельности, и наш многочисленный коллектив по-традиции занимает ведущие места.

— Но у нас — производство. И среди самих сталеваров уже немало любителей самодеятельности, — не сдавался Радин.

— Абсолютно верно, — подхватил кадровик, — хотя, в порядке исключения, кое-что можно подыскать.

— Например?

— Двух солистов можно зачислить крановщиками на склад слябов. Да и еще место найдется. Для своего цеха стараемся, приятно завоевывать первенство. Самодеятельность — дело серьезное. А у этих людей — жуткие нагрузки.

— Больше, чем у сталевара? — бросил кто-то.

Инспектор даже не покосился в его сторону.

— Оказывается, при желании можно все сделать, — многозначительно сказал Шарапов.

— Я не подпишу приказ! — Радин решительно отодвинул от себя бумаги.

— Да, но правление Дворца культуры?.. Они были у директора завода, — напомнил Шарапов.

— Бросьте вы, Радин, оригинальничать, — откровенно усмехнулся Будько. — И приказ вы подпишите, и этих людей в штат возьмете. Они ведь и раньше работали у нас и зарекомендовали себя прежде как сталевары.

Радин побледнел, но сдержался. Поднялся из-за стола:

— Все свободны, товарищи.

Притворив дверь, за Надеждой, ободряюще кивнувшей ему на прощание, Радин набрал номер телефона директора завода. Винюков был у себя.

— Петр Пантелеевич, я по поводу артистов. Их несколько человек, а у меня в цехе…

— Анатолий Тимофеевич, — резко перебил Винюков, — неужели директор завода будет думать, как лучше использовать в цехе тенора или баритона? Смотрите на жизнь шире. То вы возражали против поездки Дербенева, теперь — солисты. Люди должны играть на смотрах, радовать коллектив.

— Я не подпишу приказ! — твердо проговорил Радин.

— Что ж, и на этом спасибо! У нас, слава богу, еще сорок цехов, и каждый начальник считает за честь помогать развитию самодеятельности. Надеюсь, понимаете, что у них тоже производство. — Винюков повесил трубку.

— Серега, как думаешь, пивом чокаются?

Владыкин оторвал взгляд от смотрового окна конвертора, приподнял на лоб синие очки.