Семен Ласкин - На линии доктор Кулябкин [Сборник]

Потом появилась легкость. Идешь и не чувствуешь тела. Ты вроде птицы. И только где-то блуждает мысль: на привале нельзя ложиться — не встанешь.

Он открывал глаза, натыкаясь на шагающих впереди, и начинал понимать, что спит на марше. Все спят. Идут ноги. Плечи держат винтовку и скатку, а мозг спит. И только часть мозга, таинственный уголочек, прислушивается к приказам.

На переправе им дали десять минут. Это — лечь и подняться. Тому, кто остался стоять, не ложился, — было легче. Тот, кто лег…

Разбудить спящего было невозможно. Спящих переносили в воду: голова на суше, ногами — в реку. Люди не просыпались.

Их не разбудил даже обстрел переправы, жуткий грохот слышался сквозь сон, все это вспомнил он лишь в госпитале.

Сергей Сергеич оглянулся. Его трясла за руку Дуся. Он узнал ее и улыбнулся.

— Господи, — сказала Дуся. — Какой потный! Тебе что-то привиделось, Сергей Сергеич?

Все было как прежде. Он испугался, потому что снова забыл ее имя.

— Ты… — он почти крикнул.

— Дуся, Дуся я! — Она тут же припала к нему, положив голову в ямку, туда, где плечо и ключица. — Да успокойся, Сергей Сергеич, это я виновата, вот ведь дала посмотреть, растревожился, вспомнил.

Она вывела его в комнату, где гости ждали Соню. Горела люстра, все лампочки были зажжены, давно в комнате не было такого большого света.

Сергей Сергеич дрожал.

— Чего он? — шепотом спросила Клава и оглянулась — никто, кроме нее, ничего не заметил.

— Войну вспомнил, — сказала Дуся.

Она посадила Сергей Сергеича в кресло, повернула к людям — пусть послушает разного разговора.

— Придет Соня, — объяснила Дуся, — и сразу сядем.

Александр Степанович кивнул согласно, оторвал взгляд от зятя, потер ладонь.

— Чайку бы не худо с мороза. Ну, — продолжал он, как бы не прерываясь, — рассказывай, как житуха?..

— Дел полно, Александр Степанович, сдаю спектакль, едва приехал.

— И мы крутимся, Юра, — упрекнула Ника Викторовна. — То дрова, то ремонт, то клубни перебираем. У нас садоводство.

— Перепутала божий дар с яичницей, — встряла Клавдия.

Александр Степанович крякнул, оставил обидное замечание без ответа, повернулся к зятю:

— А ты, брат, решил деньгами отделываться? Носу не кажешь. Это твоя дочь!

— Летом буду.

— Посмотрим.

Дуся стояла рядом с Сергей Сергеичем, обняв его за плечи.

Подошла Серафима Борисовна, поглядела на Дусю, пододвинула стул.

— Сердце щемит, как к непогоде… — тихо сказала Дуся.

— Ты просто устала, шутка ли, такой стол в наше время…

— Стол — одна радость, — улыбнулась Дуся. — За Сергей Сергеича испугалась…

Весело зазвонило в дверях, и все сразу оживились, — это, конечно, Соня. Она распахнула дверь и сразу же, в пальто и в мохнатой шапке, влетела в комнату, расставляя на ходу треногу.

— Ой, — кричала счастливая Соня. — Сейчас сделаем снимок!

— Давай, Соня, все страшно проголодались.

Кошечкин достал папиросы, выбил щелчком одну, помял в пальцах — она лопнула. Он тяжело поднялся, ссыпав в пепельницу табак из пригоршни, вернулся к зятю.

— Мать очень мне угодила, — кивнул он в сторону Дуси. — Привезла луковицы редчайших тюльпанов. Спекулянты за такие по три шкуры дерут. Да еще не достанешь.

— С нее, наверное, не меньше содрали, — буркнула Клавдия.

Александр Степанович как не заметил.

— Я-то больше Художник люблю. Сорт хороший. Но Большой театр — это шедевр. У меня сосед-генерал с ружьем бережет.

— Трудно за цветами ухаживать? — спросила Серафима Борисовна.

— Ерунда! — со знанием возразил Александр Степанович. — Главное, любить. Сейчас Ксюша многое знает, хотя и ребенок.

Он поискал глазами внучку.

— Ксюх! Какая должна быть глубина почвы, в которую сажают тюльпаны?

— В три луковицы, — без запинки ответила Ксюша.

Все, кроме Сергей Сергеича, рассмеялись.

— А удобрение?

— Навоз.

— Ты что? — огорчился Александр Степанович.

— Почему не думаешь, — крикнула Ника Викторовна тонко. — Что вы с дедушкой собираете?

— Дрова.

— Какие дрова? Листья!

— Ага, листья.

— Так какое удобрение?

— Перегниль.

— Перегной, — поправил Александр Степанович.

Соня уже разделась, прищурившись разглядывала гостей, как бы обдумывая кадр. Подошла к Сергей Сергеичу, слегка повернула кресло, именинник должен смотреть в объектив, с правой стороны приставила к нему Дусю, велела держать руку на его плече, остальных тоже приблизила к юбиляру.

— Оставьте мне место около Юры, — попросила Соня.

Гости толпились, Александр Степанович будто и не услышал Сониной просьбы, устроил Нику Викторовну за Юриным стулом, сам сел рядом, а Ксюшу взял на колени.

— Ну, пожалуйста, Александр Степанович, встаньте, — просила Соня. — У меня будет две секунды, я должна сесть, иначе могу оказаться не в кадре.

Кошечкин не ответил.

— Ну что тебе, жалко? — сказала ему Клава. — Освободи место, она же снимает.

Александр Степанович встал недовольный, поставил перед собой внучку.

Соня наводила аппарат. Сергей Сергеич сидел неподвижно, его вроде бы ничего не касалось. Рядом стояла, держась за него, Дуся, ее правая рука лежала на сердце. Дуся широко улыбалась, но в глазах было много усталости и грусти. Дальше стояли худой Никита Данилыч, маленькая Серафима Борисовна и Галина.

Юра сидел, правее него пустовало кресло.

— Мама! — неожиданно обратилась Галина к Дусе. — Ты когда-нибудь в жизни снималась?

Дуся ответила сразу:

— На паспорт.

— Нет, нет, — настаивала Галина. — А так… без дела?

— Не помню, было ли со мной что… без дела… — сказала Дуся.

Она переступила ногами и опять застыла, снова прижав руку к сердцу, что-то оно сегодня не переставая болело.

— Прошу всех улыбаться! — крикнула Соня. — Жизнь хороша и прекрасна!

— Хороша жизнь! — тут же хохоча поддержала Клава.

— Пусть она хороша будет детям, — сказала вдруг Дуся. — А моя жизнь — как борозда кривая…

Аппарат давал выдержку, все затихли. Соня бросилась к пустому креслу, но Александр Степанович неожиданно повернулся и как бы случайно перекрыл ей путь к Юре.

— Пустите! — торопливо просила Соня, пробиваясь.

Александр Степанович будто не понимал.

Аппарат щелкнул. Кресло так и осталось пустым, а Кошечкин то ли беседовал с расстроенной Соней, то ли шел на нее грудью. Сергей Сергеич даже не шелохнулся.

— Давайте еще разочек! — попросила Соня, но ряд распался, гости рассаживались вокруг стола.

— Хватит, хватит, — сказал Александр Степанович. — Больше не будем. Что выйдет, то выйдет.

Гости разошлись, Сергей Сергеич и Ксюша давным-давно спали, — Дуся уговорила стариков оставить усталую девочку.

Женщины перенесли вымытую посуду в буфет, пришла пора собираться и Соне.