Владимир Богомолов - Застава в степи

Я смутился: заметили или нет ребята, что я пристально смотрю на Лену и мечтаю? Нет, они тоже смотрят на Лену и слушают ее.

— Я прошу тебя сегодня же сходить к Гене.

— Хорошо, схожу, — сказал я, поднимаясь.

— Да не прямо сейчас, а попозже, — остановила меня Тарелкина. — Ты сегодня какой-то странный. Я еще днем обратила внимание, когда мы с Вовой встретили тебя. Ты не болен?

Ну, это уж слишком!

— Расскажи, что ты придумал с мальчиками? — просит Лена, усаживая меня на место.

Я делаю безразличное лицо и отвечаю:

— Да ничего особенного.

— Как это «ничего особенного», — обижается Крымов.

— Пионерскую заставу придумал, — подсказывает Лисицын, — а говорит «ничего особенного».

Лена внимательно слушает моих друзей, иногда согласно кивает головой, иногда просит повторить.

— Вот это сейчас важно, — делает неожиданное заключение Грачев. — Тем более, что никто ничего о коммунарах пока не знает. И может быть, действительно их не было, а приезжал просто продовольственный отряд собирать хлеб…

— Подожди, подожди, Вова, — просит его Лена. — Как же никто ничего не знает. Милиционер же сказал Синицыну. И потом мой дедушка тоже рассказывал о коммунарах. Скоро он приедет в гости к нам, я уточню. Другое дело, что мы пока не нашли живого участника. Но, по-моему, красные следопыты должны продолжать поиски.

— А как же застава? Без нас? — насторожился Лисицын. — Я не согласен… Я так думаю, как Грачев: отложим это дело.

Все члены штаба стали спорить: может быть, прекратить на время поиски коммунаров? Я предложил дежурить на заставе каждый день новому звену, а поиски продолжать. Грачев сказал, что если мы погонимся за двумя зайцами, то ни одного не поймаем и попросил тут же отпустить его из концертной бригады и назначить командиром пионерской заставы.

Но Лена поддержала не Вовку, а меня. Она сказала, что командиром заставы будет тот звеньевой, чье звено выйдет на дежурство. И еще она попросила организовать дежурство так, чтобы девочки не оставались в степи на ночь. Ведь хлеб будут возить не только днем, а круглые сутки. И нам придется несколько ночей простоять в дозоре. С этим предложением все согласились. Хотя в каждом звене были девчонки, но что поделаешь, времена средневековых рыцарей еще не прошли.

— А если они добровольно? — спросил Паша.

— Ну, если добровольно, тогда другое дело.

— Я уверен, таких не найдется, — решил за всех Грачев, но Лена ему возразила:

— Ты напрасно так несправедлив к нам. Я первая останусь со своим звеном на всю ночь. Значит так, Сеня, — обратилась она снова ко мне, — ты идешь к Синицыну, а я к девочкам. Попрошу их сшить красные повязки на рукава. А ты, Вова, принеси белую краску и напишешь на повязках ППЗ. Пионерская пограничная застава. Правильно, мальчики?

Еще бы, неправильно. Здорово!

Генку я застал в сарае. Он чем-то шуршал. Когда я подошел к двери, оттуда выскочил Леопард и предупреждающе пролаял, загородив вход в сарай. Тотчас появился Генка. Увидев меня, он бросил в темноту кукурузный початок, захлопнул дверь, продел в ушко замок и спросил:

— Жалеть меня пришел? Или уже рассказал всем?

Я ответил не сразу. Обидно слушать такое от друга.

Тем более, что за все годы нашей дружбы я ни разу ни кому не выдавал Генкиных тайн. Но уже если Синицын подозревает меня, то с ним действительно творится что-то неладное. Раньше я мог бы просто повернуться и уйти, а теперь не мог поступить так. Мне стало жалко моего лучшего друга. Целыми днями он возится с этой проклятой скотиной, а теперь еще стал мешочником… Интересно, что он придумал в свое оправдание?

— Знаешь, Сенька, — горестно вздохнул мой друг, — вы меня пока исключите из своего отряда.

Я ожидал от Генки чего угодно, но не такой просьбы. Странно, но Синицын не ловчит, не хитрит, а честно просит списать его на берег. Тут что-то не то.

— Ну, а в лагерь ты будешь ходить?

— Нет, пока не буду.

— Как это «пока». А отец что скажет?

Генка еще тяжелее вздохнул, грустно посмотрел на меня, размышляя о чем-то, но потом решился и, схватив меня за руку, потащил в сарай. Мы сели на верстак.

— Я тебе уже говорил про путевку, — быстро зашептал Генка. — Так вот, чтобы прокормить эту прорву, нужно знаешь сколько корма? Вагон. Отец попросил управляющего выписать по дешевке озадков или комбикормов, а тот отказал. Вот отец и велел собирать зерно на дороге.

Я передал Синицыну решение чрезвычайного заседания штаба отряда. Генка усмехнулся:

— Детская игра. Вы встанете здесь, а мы уйдем дальше.

— Идите хоть на край света, — милостиво разрешил я Генке и его компании. — Хлеба все равно не будет.

— Поживем — увидим.

— Приходи завтра — увидишь.

— Приду. Куда же я денусь. У меня задание: в день два ведра.

Два ведра! Я даже ахнул. Это сколько же они растащат совхозного хлеба. Их ведь там собирается не два-три человека, а все двадцать. У нас. А в других хозяйствах? И я мысленно представил себе, как на всех хлебных дорогах по всей стране стоят мешочники. Это какое же право они имеют так нахально воровать хлеб у государства. И все из-за чего? Из-за ротозейства шоферов, которым, видите ли, трудно заделать борта своих грузовиков и еще из-за того, что дорожники не следят за дорогами и на них колдобин и ям не меньше, чем звезд на Млечном пути.

Тут я вспомнил гневное лицо Сережки Крымова, когда он говорил о коммунарах и бойцах продовольственных отрядов, которые воевали с кулаками и бандитами за каждый мешок зерна. А иногда и погибали. У меня кончилось всякое воспитательное терпение и я спросил Генку: давал ли он клятву пионера.

— Ну а раз давал, так выполняй ее.

Я встал с верстака и приказал ему как звеньевой:

— Чтоб завтра утром был на линейке.

— Обсуждать будете?

— Нет. Пойдешь с нами на заставу.

Генка тоже встал с верстака и признался:

— Мне отец такую «заставу» задаст… Эх, Сенька, ты, должно быть, думаешь, что мне интересно вот так каникулы проводить? Я просил отца сходить к Журавлеву, но он на него обиделся за путевку.

— Так тем более, — начал я горячо убеждать друга, решив воспользоваться его колебанием. — Ты имеешь право… Хочешь, мы скажем твоему отцу? Подумаем насчет путевки.

— Не надо, — попросил Генка.

— Да ты не бойся. У тебя отец умный. Он же лучший шофер. Он все поймет.

— Да вот пока не понимает. Мы ему с матерью каждый день говорим, а он уперся: «К Дмитрию Петровичу принципиально не пойду».

— Но ведь это глупый принцип.

— И мы ему так говорим. Ладно, Сенька, я тебя не подведу. Буду завтра в лагере.