Владимир Богомолов - Застава в степи

— Правильно, Иван, давай сыпь зерно на дорогу, корми вон тех тунеядцев.

— Я виноват, что на складе брезента нету? — ответил ему шофер.

— Они виноваты, — кивнул в нашу сторону Синицын. — Заставу придумали, время у нас отнимают… — Шофер неохотно повернул ключ зажигания, мотор заглох, он вылез и спросил:

— Чем заделать щель, пальцем?

— Травой, — посоветовал ему второй, который по примеру Синицына молча заделывал щели своего кузова.

Но шофер откинул сиденье, достал оттуда старый пиджак, разорвал его на две части и полез в кузов. Федор Федорович подошел ко мне и спросил:

— Ты, что ли, командир заставы? Давай мне справку.

— Какую?

— Что машины в ажуре и я могу везти хлеб до заготзерно.

— Ну и везите.

— До, следующей заставы?

— Да больше таких застав нет, — начал я уверять шофера, но не тут-то было.

— Думаешь одни вы такие умные, а другие пионеры ушами хлопают?

Пришлось вырывать из Лениной тетради листы и писать справки. В конце каждой я ставил подпись: «начальник ППЗ С. Морозов».

Когда грузовики ушли, Генка громко выдохнул:

— Хо, пронесло, — он весело посмотрел на меня. — Значит, уговорили.

— А что он тебе сказал?

— Чтобы я не ходил к Журавлеву. Сам обещал пойти. Пообещал душу из него вытрясти, но путевку получить. Вот посмотришь, если добьется, в тот же день со скотиной разделается.

Я посмотрел на друга: рот его растянулся до ушей, а в черных глазах светились блестящие кубики голубого неба.

— Машина! — раздался звонкий голос Лены…

Теперь почти все грузовики, проходя мимо людей с мешками, не теряли драгоценных зерен. И напрасно те метались с одной стороны дороги на другую, убегали далеко вперед, уходили с нашего грейдера на соседний, снова возвращались разозленные, разморенные солнцем и неудачами. Мы громко смеялись, а они хмурились.

На закате солнца нас сменило звено Сережи Крымова. «Им, конечно, легче будет, — подумал я, передавая Сергею повязку и флажок. — Во-первых, вечером будет меньше машин, во-вторых при зажженных фарах лучше видны все неровности дороги, и шофера ведут свои грузовики не на такой бешеной скорости».

Когда я рассказал об этом Крымову, тот не согласился.

— Приходите к нам на костер, сами увидите.

После ужина, захватив десяток картофелин, мы с Генкой решили проведать своих приятелей. Выйдя на грейдер, мы не увидели пламени обещанного костра. К нашему удивлению на развилке не оказалось ни одной живой души. Сначала я подумал, что Сережка с ребятами спрятался где-нибудь в кювете, и попросил Генку приказать Леопарду обследовать местность. Синицын подвел собаку к тому месту, где мы передавали звену Крымова свои повязки и флажки. Она понюхала землю, потом недоуменно поглядела на хозяина, вильнула хвостом и мирно улеглась у его ног. Пришлось нам пройти с километр от грейдера к току. Несколько раз я окликал Сережку, Генка свистел так, что у меня в ушах звенело. Но сгущавшаяся темнота, пропитанная дневной пылью, не откликалась.

Мы дошли до старого моста, перекинутого через неширокую балку. Уж если их под мостом нет, значит, бросили пост и ушли домой. Струсили! Испугались темноты! А еще в разведчиках ходят. По кювету, густо заросшему лебедой, мы спустились к мосту, и тут я наткнулся на что-то мягкое.

— Вот они, голубчики! — воскликнул обрадованно я, думая, что зря грешил на ребят. Но, нагнувшись, увидел мешок. Тесьма развязалась, и из него высыпалось зерно.

— Вот так штука, — сказал я, пробуя на зубах твердые зерна. — Целый мешок пшеницы. Как он сюда попал? — спросил я Генку.

— Тише, ты! — предостерегающе зашептал друг. — Ноги у него есть? Нет. Значит, не сам пришел.

— Ты думаешь… — Генкино тревожное настроение сразу передалось мне.

— Тут и думать нечего, — категорически подтвердил он мою догадку.

Что же делать? Идти в поселок за милиционером? Пока мы проходим, вор может прийти, забрать мешок, и тогда ищи ветра в поле. Вдвоем уходить нельзя. Надо одному.

— Ну что ты решил?

— Ясное дело, ждать, — сказал Синицын и, набрав полную горсть пшеницы, полез под мост. — Тут хорошо, прохладно, ветерок продувает. И никто нас не увидит.

— Нет, Генка, это не дело. Лучше я схожу домой, разыщу уполномоченного или скажу кому-нибудь в конторе.

— А я тут один останусь? — вышел из своего укрытия Синицын.

— Почему один, с Леопардом.

— Оставайся ты сам с ним.

— Да он меня не послушается.

— Я ему прикажу лежать.

— Трус несчастный, — сказал я, садясь на мешок. — Приказывай.

Генка посмотрел в степь, потом на дальние огни поселка, на яркие лучи фар, бегущих по грейдеру, и молча опустился возле меня. Лица его я не видел, потому что мне стало противно смотреть в его сторону. Но, по тяжелым вздохам, которые то и дело раздавались в темноте, я догадался, как Генка переживает свое малодушное падение и мое презрение к нему. Готовясь к Генкиному уходу, я решил хоть чуть-чуть приучить волкодава и осторожно провел по его жесткой шерсти рукой. Леопард вздернул морду и оскалился.

— Чтобы я с таким крокодилом остался! — поклялся я, поднимаясь с мешка. — Хочешь меня инвалидом сделать. Да я лучше один буду сидеть. Иди, только бегом.

— Нет, — уперся Синицын, — одного я тебя не оставлю. Вдруг они придут, увидят тебя.

— Как же увидят, когда я буду спрятанный. — Но мой довод не убедил друга. — А может, мы всю ночь тут просидим?

— Ну и пусть, — решился на такой подвиг Синицын, забыв, что дома мы отпросились совсем ненадолго и там поднимется настоящая паника. Но и это не смутило Синицына. Он готов был на все, только бы не оставаться одному.

Делать было нечего. Пришлось согласиться с Генкой. Не бросать же нам своей засады, не раскрыв преступника. Ведь раз он спрятал тут этот мешок, то обязательно явится за ним. Значит, надо набраться терпения и ждать. Втайне от Генки я с нетерпением ожидал машину, чтобы попросить шофера заехать к нам домой и предупредить родителей, а еще лучше самому съездить и разыскать нашего участкового милиционера Петрова.

Но на нашей дороге как будто весь транспорт поломался. За тот час, который мы сидим с Генкой и Леопардом, ни один грузовик не прошел с тока на элеватор. Без причины такого не бывает. Вон с других токов, из других хозяйств идут же машины по грейдеру.

— Может, они все вывезли, — не очень уверенно размышляет Синицын. — А теперь от комбайнов к току подвозят.

— Может быть, — соглашаюсь я, чтобы не молчать и поддерживать разговор.

— А может, их перебросили на другие отделения, — продолжает Синицын.

— Может быть.

— А может, они устали и пока отдыхают?

— Может быть.

Генка начинает злиться.

— Что ты заладил одно и то же: «может быть» да «может быть».

— А что я тебе должен говорить «не может быть»?