Юрий Шевченко - Эворон

Данные советской воздушной и других разведок, показания «языков» и пленных пересеклись — три часа утра.

В два двадцать грохот огласил ночь на дальних подступах к Орлу: опережая врага, изготовившегося к внезапной атаке, вступила в дело советская артиллерия. Поднялись в небо сотни штурмовых самолетов и бомбардировщиков, устремились на боевые германские порядки огненные трассы реактивных снарядов.

Началась великая Курская битва.

И началась по нашему сценарию.

Обескураженные и подавленные огнем, немцы не смогли точно в срок начать свое наступление, в три часа утра им пришлось не атаковать, а спешно зарываться в землю. Скрупулезно отрежиссированный на местности план операции «Цитадель» срывался. Из оперативной глубины врага поднимались, выдвигались к оговоренному приказом месту прорыва части второго эшелона — а первый был еще на месте. Разлаживался механизм наступления, столь высоко ценимый германской военной наукой, нарушался порядок — основа основ, одновременность и согласованность действий частей.

Только в пять утра смогла оторваться от взлетных полос вражеская авиация и одновременно был открыт огонь по оборонительной линии нашего Центрального фронта. В половине шестого потрепанные, но достаточно сильные пехотные и танковые части врага пошли вперед.

Поныри 5 июля несколько раз переходили из рук в руки.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Батальон капитана Шевцова, стоявший весь грохочущий день в новой засаде в нескольких километрах от боя, с минуты на минуту ждал приказа вступить в дело. Но приказ 5 июля так и не поступил. Командир распорядился и ночью не покидать машин. Ужинали консервами и доставленным из роты управления горячим чаем в термосах. Шевцов то и дело запрашивал по рации:

— Товарищ шестой, почему стоим?

— Ждите, — отвечал «шестой».

Поздно вечером советским командованием было принято решение ввести назавтра в сражение резервные танковые части. Батальону Шевцова ставилась задача — внезапным контрударом отбросить противника от железнодорожной станции в пяти километрах от места его дислокации и закрепиться на ней.

Утро выдалось солнечное. Едва прочертил светлое небо дымный след сигнальной ракеты, как батальон устремился к станции. Шли метрах в ста друг от друга по ржаному полю — его никто не засевал, набрала силу прошлогодняя падалица. Высокие колосья хлестали по броне, осыпая зерно, светло-желтыми облаками пыльцы отмечая трассы движения танков. Эта хлебная пахучая пыльца затрудняла видимость, слепила водителей.

— Девятый, отвечай! — услышал Тончи в шлемофоне свои позывные. — Что с тобой?

— В норме, — ответил Тончи командиру.

Просто поле пошло под уклон, переходя в глубокий лог. И там Батум увидел «тигра».

«Ого, — сказал себе Тончи. — Калибр не меньше, чем у самоходки». Притаившись на склоне лога, немецкая тяжелая машина пропускала наши танки себе в тыл и теперь готовилась расстрелять их в «спину», длинный ствол описывал дугу вслед за головным танком Шевцова. Батума враг пока не заметил.

— Заряжающий, снаряд! — крикнул Тончи.

«Тигр» успел дать залп первым, комсорг увидел снизу, со своей позиции, взлетевшие высоко комья земли и мгновенную вспышку. «Попал или нет?»

До «тигра» было метров двести, не расстояние.

— Огонь!

Звякнула, звонко ударилась о металлический пол гильза, остро пахнуло пороховым газом. Из-под башни немца вырвался клуб черного дыма. «Тигр» дернулся, как живой, его башню заклинило. Водитель тут же дал скорость, и Батум увидел на ходу, как тяжело приоткрылась, потом бессильно упала крышка люка громадного танка.

— В норме, — сказал Тончи.

Окунувшись в черный маслянистый дым, Т-34 обошел пылающий «тигр» и взял выше, выбираясь из лога.

Станция была уже совсем рядом.

Батальон — все танки целы, с радостью пересчитал Тончи — шел вперед, прямо к железнодорожной насыпи. Показалось кирпичное, с провалами пустых окон, здание станции, оттуда по полю ударил залп, одна из наших машин словно споткнулась, напоровшись на препятствие, завертелась на месте. Батум увидел просвет в длинном холмике насыпи и разрушенный мост над ним — направился туда. Туда же повернул головной.

Это было верное решение — не лезть на насыпь, не форсировать ее, подвергаясь риску возможного удара с противоположной, невидимой стороны. Шевцов передал команду экипажам: нескольким машинам следовать за ним, другим обойти станцию со стороны лога. Вплотную у разрушенного моста танк Шевцова остановился, и комбат спрыгнул на землю.

В воздухе стоял грохот. Вдоль насыпи валялись трупы. Искореженные фермы взорванного моста закрывали дорогу. Шевцов пробрался между ними и увидел на путях горящие цистерны, опрокинутые вагоны, и дальше, у станционных зданий — «пантеры», восемь машин, изготовившихся к бою. К броску навстречу нашим танкам. Далеко справа к логу двигалась еще одна группа «тигров» и «фердинандов».

Рядом с собой Шевцов услышал голос Тончи:

— Гляди, командир, куда идут!

— К логу, вижу. А я туда наших послал, не напоролись бы.

Он побежал к своему танку, к радиостанции. На бегу — комсоргу:

— Двигай наперехват «тиграм», прими там командование.

— А ты, Ваня?

— Мне здесь работы хватит! — и он скрылся в люке.

Танк комбата медленно двинулся вперед, ствол вошел в просвет помятой мостовой фермы и танк потащил ее на себе, медленно разворачиваясь в проеме насыпи. Теперь «пантеры» у станции были в зоне видимости наводчика, а сам Т-34 замаскирован гнутыми мостовыми конструкциями.

Командир открыл огонь, и сразу же, с первого выстрела, поджег одну из машин. По Шевцову дали ответный залп, но снаряды угодили в насыпь. Его Т-34 словно сидел в засаде! Еще одна «пантера» запылала от меткого выстрела, после которого Шевцов, маневрируя, дал задний ход и скрылся в проеме. Едва рассеялся дым нового залпа, буквально разметавшего то место, где только что стоял танк комбата, как Шевцов на полном ходу вылетел сквозь проем, круто развернулся и метров с пятидесяти подбил еще одну вражескую машину.

И в танке трое людей — стрелок-радист, механик-водитель и заряжающий — вдруг услышали хриплый смех Шевцова.

Он бросал свой танк зигзагами, кружил по территории станции, оставаясь неуязвимым. Чиркнул по броне башни, уйдя рикошетом в небо, снаряд-болванка — немцы в последнее время приноровились стрелять ими, убедившись, что удар болванки губителен для экипажа, даже если и не поражает танк. Мелкие осколки брони прошивают после такого удара танкистов. Выскочил из подвала станции гранатометчик, но не успел сделать выстрел: грозный Т-34, обвешанный гремящими обломками мостовых ферм, похоронил его под гусеницами.