Александр Зуев - Через сердце

— Так ты, я вижу, ученый человек! Какой же это черт тебя на облучок взгромоздил? Тебе учиться надо!

— Я и учусь… в педагогическом техникуме. А летом работаю в колхозе — у матери живу.

— Ого! Так вот что, ученый мой ямщичок…

Сергей Ильич уважительно тронул возницу за плечо.

— Давай-ка покурим теперь моих.

Он достал припрятанную в дальнем кармане коробку ароматных папирос и протянул возчику.

Парень не торопясь примял длинную папиросу и оглядел небо.

— Как бы не хватило нас…

Грузная туча низко плыла со стороны моря. Падающий косым навесом дождь уже омрачнил кое-где воду. Белые гривки вскипали вдали. Беглые судороги ряби пробегали по волнам. С тревожным криком прядали книзу чайки. Уже был слышен глухой ропот приближающегося дождя.

«Ветродуй» покрутил над головой вожжами и лихо присвистнул:

— Н-но, заснула! Ы-и-и!

Тележка тряско покатила вперед. А возница, подскакивая на своем сиденье, все свистал и размахивал вожжами, как бы желая показать, что извозчик он самый заправский и, пожалуй, еще сумеет вывернуться из-под дождя.

Внимательно прочитав командировочное удостоверение, заведующий райсельхозотделом Черепанов оглядел Сергея Ильича тем коротким взглядом, которым опытный человек сразу определяет тебя всего с потрохами.

Городское слабенькое пальтишко, шнурованные штиблеты и легкий дорожный чемоданчик с блестяшками, видимо, не внушали к себе никакого почтения.

Черепанов собирался уходить на работу. Он стоял на крыльце, грузный и массивный в своем долгополом брезентовом дождевике, упористо расставив ноги в тупоносых крепких сапогах.

— Значит, помогнуть нам приехали? — спросил он, надвигая на глаза кожаный картуз. — Ну-к что ж…

В сиплом его голосе Сергею Ильичу почудилась скрытая неприязнь.

Сергей Ильич посмотрел на широкие, в золотисто-рыжей щетине скулы Черепанова и подумал: «Местный «практик», должно быть, и уж наверно в своем деле дока, с такими трудно договариваться».

— Да, — сказал он твердо, — буду помогать, как сумею.

— Ну-к что ж! — повторил Черепанов, снова оглядев его все с тем же снисходительным любопытством. — В Доме колхозника мест вы не найдете, люди съехались на совещание. Опять же насчет клопов… Придется вас устроить у меня. Жена!

В дверь выглянула дебелая женщина с рябоватым лицом. Руки ее до локтей были в серых перчатках теста, круглый лоб лоснился от пота. Простодушные глаза женщины как-то виновато оглядывали Сергея Ильича.

— Ну-к что ж… принимай гостя. Небось голодны?

— Я обедал на станции, — торопливо сказал Сергей Ильич.

— Уж какие там обеды, собачья радость! — самодовольно усмехнулся Черепанов. — Жена, сообрази что-нибудь…

— Пожалуйте, проходите в горницу, — посторонилась женщина.

Она схватила нож и стала срезать лентами с рук приставшее тесто. Под тесной кофтенкой проворно ходили мощные лопатки.

В густом воздухе кухни добротно пахло подгоревшей молочной пенкой и запахом разогретого здорового тела.

«Крепенько живут», — подумал Сергей Ильич, оглядывая пестрые обойчики, пузатый комод, зеркало с бумажными розами и насвежо выбеленный потолок горницы.

Черепанов толкнул дверь перегородки:

— Вот тут и помещайтесь. Это был кабинет хозяина.

В углу стояла обширная кровать с никелированными шишками и горой подушек мал мала меньше. Над кроватью самодельная полочка с книжками. На спинке кровати висели патронташ и охотничья сумка.

В простенке меж окнами примостился письменный стол деревенской столярной работы. На столе стояла обшарпанная деревянная утка, уныло скособочив голову на пустынную его гладь. Больше ничего на столе не было, — видимо, хозяин присаживался к нему не часто.

В кабинете стоял спертый, нежилой дух. Сергей Ильич распахнул окно. Жирные, ушастые листья ревеня блестели под дождем как лакированные. Падавшие с крыши капли звучно хлопали по ним. С близкого огорода доносило запахи укропа, мокрой крапивы и земляной сырости.

Сергей Ильич сел к столу и посмотрел на портрет Ленина. Знакомые прищуренные глаза смотрели на него как бы с сочувственной усмешкой.

— Ну-к что ж, — взялся за дверь Черепанов, собираясь уходить. — По начальству сначала пойдете?

— Зачем же? — сказал Сергей Ильич. — По начальству можно после. Я думаю поехать сначала по колхозам. Машину у вас получить можно?

— Достанем. Только дороги-то… ох, дороги!..

Он наклонился и выглянул в низкое окно на небо.

— Обложник! Ну, может, к утру выяснит.

Черепанов помялся.

— Ну-к что ж… мне с вами поехать?

— Это очень желательно.

— Только на утро я назначил совещание…

— Какое? Отложить нельзя?

— По вопросу животноводства.

— Хорошо. Поедем сразу после совещания.

Черепанов ушел. Слышно было, как он делал какие-то наставления жене на кухне. Потом тяжелые его шаги затихли за углом.

На дворе сгущались сумерки. Сергей Ильич облокотился на подоконник и стал обдумывать план дальнейших действий.

«Черт с ним, посижу завтра у него на совещании, посмотрю, как он тут дела правит. Конечно, потеря времени… Почему именно теперь совещание по животноводству? Хотя, конечно, это тоже нужное дело. Все нужно. Он, по всей видимости, основательный мужик. Хозяин, работяга… Даже бреется, видимо, только по выходным дням! Все некогда!..»

В дверь робко постучали.

— Кто там?

— Кушать подано, — певуче сказала хозяйка. — К столу пожалуйте.

Сергей Ильич вышел в горницу. Большая сковорода пузырилась желтыми глазками яичницы. Хлеб, нарезанный по-деревенски большими ломтями, лежал в плетеной корзинке душистой горкой.

— Кушайте, не стесняйтесь! Чтобы все было съедено! — своеобразно угощала хозяйка. Уперев полные руки в крутые бедра, она стояла около стола, как бы желая проверить аппетит гостя.

Сергей Ильич был голоден, но, привыкши довольствоваться городской яичницей из двух яичек, выкроил ножом уголок на сковороде и положил на тарелку.

— Э, у нас так не кушают! По-нашему вот как! — хозяйка прихватила горячую сковороду передником и свалила все содержимое в тарелку.

Сергей Ильич пробовал протестовать, но хозяйка, не слушая, зачищала ножом прикипевшие к сковороде шкварки.

— Вы не думайте, — приговаривала она, — это не в городе, у нас ведь все свое. Яички свои, сало свое — недавно поросенка закололи, и хлеб я сама пеку.

Сергей Ильич почувствовал, что простодушная эта похвальба и настойчивое угощенье — от чистого сердца, и решил доставить удовольствие радушной хозяйке. Поминутно похваливая замечательную яичницу и превосходный хлеб, он незаметно для себя самого съел все.

— И молочко у вас свое? — спросил Сергей Ильич.