Александр Зуев - Через сердце

Пунин стоял на берегу и чутко слушал. Не разберешь: то ли рыба плещет в берегах, то ли лодка обратно плывет. Долго ходил по берегу комиссар, таил дыхание, не прослушать бы. Неслышно прилег на холодный камешник и вытянул вперед ружье — в темноте к берегу шла лодка. Чуть плескалась вода под веслом, тихонько поскрипывала уключина.

— Это ты?

— Я, я! — откликнулся густой голос Бронислава.

Зашуршала о камешник лодка, и поляк вышел на берег.

— Нуте-с, — спокойно сказал он, — все в порядке. Стреляли хорошо. На пароходе, видимо, никого, убежали. Только раненый где-то стонет.

— До свету надо управиться, — решил Пунин. — Утром придут.

Они посовещались в темноте, говорили осторожно — вполголоса.

Под утро, в туман и холод, отпихнулись комиссар с Зимуем от берега, тихонько подплыли к пароходу и слушали долго, уставив вперед ружья. Тихо было все. Раненый умолк. Только и слышно — меж колесных плиц хлюпает невидимая волна. Где-то за туманом уже серел рассвет.

Пунин первый взошел на пароход, обошел внутри и вскоре вернулся. Протянул Зимую руку:

— Залазь!

Плечо о плечо прошли меж тесных поленниц. На палубе насчитали пятерых убитых. На носу, подле матросского кубрика, лежал маленький, толстый, раскинув ручки в стороны, — преставился как дитя. Рядом лежал молодой парень в английском новеньком мундире, винтовка поджата под бок и гильзы пустые вокруг — отстреливался. Должно, этот и был ранен.

Остановился над толстячком Зимуй, поговорил, как с живым, укоряя:

— Почто ты на нашу землю пошел? Ну, что вот теперь скажешь? Мы разве тебя трогали? Вот и лежишь теперь покоен, и свойственники тебя не сыщутся. А все, брат…

Хотел еще напомнить Зимуй, как сорвали у него снасть, но тут услышал из трюма голос Пунина.

Комиссар стоял там среди груды открытых ящиков, потный и встрепанный.

— Отвези это на берег — нам на дорогу. Сдашь Исайке.

Зимуй заглянул в мешок. Там золотели круглобокие тяжелые банки с затейливыми клеймами, перекатывались чугунные шишки гранат, белели большие пряники — галеты. Все это было густо пересыпано сахарным песком.

Зимуй огляделся, снял со стенки часы и сунул их в мешок.

Комиссар спустился в машинное отделение. Машина еще дышала теплом, тяжелые шатуны были вскинуты, как бы готовясь продолжать работу. И масляно поблескивал в темноте стальной вал. Пунин отыскал ведерко с нефтью и бережно собрал разбросанную повсюду паклю. Ломать машину он не стал, лишь отвернул ключом несколько гаек и выбросил в иллюминатор.

Когда вернулся Зимуй, они перебрались на баржу. Пунин сорвал с дверей свинцовую пломбу и сбил замок. В барже пахло плесенью и свежими сосновыми досками. Снизу доверху все было заставлено ящиками. Пунин потыкал пальцем в дымящееся ядро на черном клейме ящика.

— Видишь, — сказал он, — каких гостинцев привезли нашим мужикам?

— Что будем делать? — с готовностью спросил Зимуй.

— А красного петушка пустим погулять. Понял? Эх, лей, не жалей!..

Комиссар плеснул из ведерка на пол и пошел, оставляя жирные следы. Разбрасывал повсюду клочья пропитанной нефтью пакли. Он деловито пел там в глубине за ящиками какую-то песню, гулко отдававшуюся под железной крышей баржи.

— Готово, пошли.

Комиссар поднял опрокинутое ведерко и поставил на порог.

— Гляди, как это делается.

Он зажег спичку и бросил в ведро. Веселое голубое пламя мгновенно заполнило его промасленные недра. Подождав немного, комиссар сильным пинком сбросил ведро вниз. Огненным колесом с грохотом покатилось оно в проходе, разбрасывая в масляные лужи пылающие брызги.

— Минут через десять — у-ух! — заиграет музыка! — сказал он, торопливо усаживаясь в лодку.

Они уже подъезжали к берегу, как вдруг спохватился комиссар.

— А ведь не все мы с тобой сделали, отец. Давай-ка греби к пароходу, время у нас еще есть.

Правильно сообразил комиссар: чтобы не сняли пароход с мели, надо залить трюмы водой. Он снова спустился в машинное отделение и выбросил тяжелую кувалду. Потом спрыгнул в лодку и, придерживаясь за мертвое колесо, начал наотмашь бить кувалдой по железной обшивке борта. Веселым звоном отдавался каждый удар в берегах.

Время от времени оглядывался комиссар на стоявшую рядом баржу. Там, как в заведенном самоваре, уже слышен был глухой шум огня и черный дым закудрявился из-под крыши.

Под тяжелыми ударами молота выскочили из гнезд ржавые заклепки, листы разошлись, и в открывшийся зазубринами рот шумно хлынула вода. Взасос, с захлебом потянула речную воду пароходная утроба. Полюбовавшись на крутившиеся подле пробоины воронки, комиссар весело оттолкнулся от борта.

— Вот теперь все. Греби, богатырь Кузьма!

Не успела лодка приткнуться к берегу, как заметил Пунин сквозь стлавшийся по воде дым от баржи серый острый нос вражеского истребителя. Он шел на полный ход, вздымая за собой белую гриву волны. Хлопанье мощного мотора повторяло эхо в берегах.

— Англичане! — крикнул комиссар. — Нажимай, отец!..

С истребителя их заметили. Было видно — он сразу сбавил ход, мотор заглох, и тут же завел железную строчку пулемет. Он стрелял короткими очередями, — видимо, пулеметчик искал верного прицела.

Комиссар с Зимуем выскочили из лодки и залегли за большими камнями.

И вдруг затрещало на барже. Невидимой силой сорвало с железной крыши несколько листов и вскинуло кверху. Над баржей заклубился ядовитый желтый дым. Истребитель круто дал задний ход и стал отходить к берегу.

— А-а! — радостно вскочил Зимуй. — Прижимает! Ну-ка подступись, не подступишься теперь!

Подхватив берданку, он бросился вперед по берегу.

— Ложись! — сердито крикнул комиссар. — Чего заиграл!

Он прилег за камень и начал отстреливаться. С истребителя опять застрекотал пулемет. Вдруг запенилась река под самым берегом от ложившихся в ряд пуль, будто кто-то часто хлестал по воде невидимыми плетьми. Над головой Пунина свистнули первые пули.

Зимуй присел на корточки и с веселыми ужимками оглядывался на комиссара.

— Ложись, говорю! — крикнул еще раз Пунин, делая грозное лицо.

В этот момент снова трахнула баржа, метнув высоко над рекой какие-то черные обломки.

Зимуй вскочил опять и, выписывая по берегу кривулины, бросился вперед.

— Горячо-о! Припека-ает! — радостно хохотал он.

Он оглянулся еще раз, и комиссар увидел горевшее боевым восторгом лицо старика. В бурной радости он плясал по берегу, вскидывая ногами, и бросал в воду камни.

— Не боимся вас, буржуи! — слышал его торжествующий голос комиссар. — Хошь десяток давай — выходи на меня! Ну, давай! Выходи!..

И точно услышали вызов Зимуя на истребителе: видел Пунин, как выбросили с борта длинный трап, нащупывая глубину у берега.