Александр Зуев - Через сердце

— Ну-ка, где твой князь, сейчас мы его…

— Вон, под берег стал, в залывину. Заходи снизу, я тут покараулю. А жирный-то, гляди, как кот хороший!

Пунин, стоя по пояс в воде, азартно вглядывался в золотую, зыблющуюся от солнца воду.

— Ага! — Он прицелился в темное, кольцом обольнувшее подводный камень тулово налима.

— Стойте, стойте, тише вы! — вдруг шумно обрушился из кустов Исайка. Он испуганно поводил глазами на двух голых людей. Зашептал: — Лодка идет сверху. Слышите?

Пунин опустил револьверчик и прислушался.

Над залитыми вечерним солнцем вершинами елей неслось упорное кукованье. Это подавал тревожные сигналы поляк.

— Отец, одеваться! — кинулся на берег комиссар.

— Эх, жалко князя-то! — почесался Зимуй. И досадливо ткнул ногой под бок трепыхнувшегося налима.

— Живо, отец! — торопил комиссар.

Застегиваясь на ходу, они бросились на кручу.

По реке в тени высокого берега шла сверху лодка. В ней сидели двое. Один усиленно греб, широко замахиваясь веслами, другой отчерпывал банкой воду и мерно выливал за борт. Спутники вели тихий разговор, поглядывая на высокий берег.

— Надо послушать, — зашептал Пунин, — о чем говорят: белые или красные?

— От красных плывут! — подсказал Исайка.

— К белым плывут! — сказал Пунин.

Комиссар с Зимуем пошли по берегу. Пригибаясь, торопливо проныривали в низких кустах. В закрытых местах забегали вперед и, раздвинув ивняк, ложились на похолодевшем песке. Высматривали и, затаивая дыхание, чутко вслушивались в долетавшие голоса.

Лодку быстро несло течением. Гребец опустил весла по бортам. Зачерпнул воды и полил на уключья. Изругался негромко:

— Скрипят, будь они прокляты!

Комиссар лежал в ивняке и слушал. Хрипло и часто дышал рядом Зимуй. И когда подвело течением лодку, поднялся Пунин.

— Сто-ой! — понесло над рекой его голос.

Гребец замер.

Пунин вышел на берег и сказал:

— Правь к берегу!

Гребец опустил снова весла и, прикрыв глаза ладонью, долго вглядывался в кусты ивняка. Слышно было, как коротко и тревожно заговорили путники, увидев людей с ружьями.

— Считаю до трех, — сказал Пунин, — потом будем стрелять. Раз!..

Гребец взялся за весла и приправил к берегу. Шурша днищем, лодка ткнулась в песчаный берег.

В лодке сидели два плечистых парня. Загорелые с темным румянцем лица их были тревожны. Бровастые, смелые глаза угрюмо и зорко оглядывали комиссара.

— Придется выйти, — сухо сказал Пунин.

Парни вышли — оба статные, крепкие, в туго перехваченных ремнями рубахах. Прошли, отпечатав на влажном песке сильные следы, и стали в ряд.

«Братья», — подумал Пунин.

— Здесь военный пост, — сказал он, — предъявите ваши документы.

— Не взяли! — буркнул один из парней.

— Так. Вы кто — белые или красные? — спросил в упор Пунин.

Парни в замешательстве молчали. Бегающие глаза их остро и беспокойно оглядывали городскую одежду Пунина — кто он такой?

— К белым или к красным? — повторил вопрос Пунин.

Парни опять переглянулись, и тот, что был постарше, нетерпеливо вздернул плечами:

— Мы не белые и не красные. Ехали сами по себе. В гости к родным. Зачем? Звали на праздник.

— Пиво пить? — усмехнулся Пунин.

— Да хоть бы и пиво пить! — зыркнул глазами парень и, насупившись, смолк.

— Так! По усам текло, а в рот не попало, значит? Ну, а в деревне, куда вы ехали, кто: белые или красные? — настойчиво продолжал допрос Пунин.

— Нам все едино, — отвернулся парень. — Белые или красные — нам один черт!

— Это как же — один черт? — строго поднял голос комиссар. — Как это понять?

— Эх, эх, вот и сглуповали вы, ребята! — не выдержал тут Зимуй. — Дерзко да мерзко вышло слово-то ваше. Послушайте-ка, что я вам скажу: красные-то сызмальства за бедный класс по тюрьмам да по сибирям ходили, себя не жалели…

Зимуй оглянулся в довольное лицо комиссара и продолжал:

— А белые кто? Шантрапа всякая! У богатых злой собачкой под воротами вьются, на задних лапках служат перед ними, сладкого огрызка для себя ожидают. А вам это — один черт? Несклеписто понимаете, дружочки! Молоды вы еще — вот что!..

Зимуй с осуждением оглядывал парней. На скуластых лицах их чуть заметно пробежала ухмылка.

И, затаив улыбку в веселых глазах, сказал как можно строже комиссар:

— Ну, давайте говорить начисто: здесь красная застава. Кто вы, куда и зачем ехали?

Парни молчали, уставя в землю упрямые лбы.

— Придется отвести в штаб, — сказал Пунин.

Он вскинул ружье.

— Идите вперед и не оглядывайтесь.

Парни молодцевато, враз повернулись и зашагали в ногу. Они одинаково загребали на ходу руками, от этого на спине под рубахами мерно ходили крепкие медвежьи лопатки.

— Не разговаривать! — сердито крикнул сзади комиссар и для острастки щелкнул затвором ружья.

Их посадили возле костра. Поляк ушел спрятать в кустах лодку. Вернулся вскоре и с хмурым любопытством оглядел пленников. Парни сразу сробели под его тяжелым взглядом.

Поляк отвел в сторону комиссара, показал какую-то бумажку и что-то тихо сказал на ухо. В руке его качался мокрый веревочный причал от лодки.

— Прими! — бросил он веревку Исайке.

И, шагнув через костер, внезапно направил на парней наган:

— Руки вверх! Исайка, вяжи им руки. Живо!

Тяжело сопя, присел на корточки Исайка и стал закручивать мокрые узлы на вытянутых руках парней. Со страхом оглядывался он на круглый глазок револьвера, стягивая веревкой горячие жилистые кулаки парней. И, кончив, торопливо отбежал в сторону.

Поляк спрятал наган и стал спокойно крутить цигарку. Парни сидели, низко опустив чубатые головы.

Весь вечер молчали пленники. Исподлобья угрюмо следили они, как обряжается у костра Исайка.

Исайка опасливо поглядывал на жиловатые кулаки парней. Осторожно обходил их кованные крепкими гвоздями сапоги.

Комиссар и поляк частенько наведывались к шалашу, зорко оглядывая каждый раз пленников.

Так подошла ночь. Пригревшись у костра, парни заснули. Их разбудил голос Исайки. Тревожно смотрели они на него. И казалось, чуть приметно подмаргивает им Исайка — обнадеживающе и дружелюбно.

— Сколько время? — спросил один из парней.

— Не велено разговаривать! — оглядываясь в кусты, тихо сказал Исайка.

Глубоко средь недвижных вершин уже переливались трепетным светом звезды. Где-то, невидимая, катилась луна, — небо там, над вершинами, казалось светлым и обширно пустым.

— Ну что ж, пошли, господа! — вышел неожиданно из темноты поляк.

Парни заметили в его руке наган и молча переглянулись. В красном свете костра их твердые медные лица дрогнули и потускнели.

За спиной поляка, в густой тени, стоял комиссар, выставив вперед свой блестящий револьверчик.