Александр Зуев - Через сердце

— Позволь, а ты?

— Одного свидетеля мало. Кроме того, должно быть, я туг на соображение, понял все с большим опозданием. Не пришло сразу в голову. И поэтому мне вряд ли поверят. Вернее, никто не поверит.

— Положим, я тебе полностью верю. Расскажи-ка все по порядку.

Пришлось Илье восстанавливать подробную картину происшедшего на «Ксении». Теперь он сам удивлялся своей несообразительности. Ведь ясно, совсем ясно стоят в глазах пальцы ноги с белыми чистыми ногтями; они нажимают на тросик, как бы пробуя его прочность, пробираются по нему к мачте, просовываются в петли узла, что-то прощупывают в их глубине… Юра сидел на руле, закрытый белой стеной паруса; вероятно, он не догадывался, что Илья следил за движениями его ноги. Да… и за руками. Рука Юры накрыла узел, пальцы коротко напряглись, Юра отдернул руку. А потом этот неожиданный рывок «Ксении», освободившейся от балласта… Почему в тот момент у Ильи не возникло никаких подозрений? Но он даже не сразу понял, что случилось. Мог оборваться ремешок… Он услышал тревожный крик Светки, резанувший его по сердцу. Глазами он искал ее белую резиновую шапочку, терявшуюся в волнах. Видел вскинувшиеся вдали тонкие руки. Раздумывать было некогда.

Не забыть Илье помертвевшее личико Светки, когда ее подняли в лодку. Не сразу она пришла в себя. Отворачивалась, не хотела ни с кем говорить, плакала…

— Негодяй! — хмуря брови, сказал Иннокентий Васильевич, — Поставить на карту жизнь девчонки да еще выдавать это за подвиг! Не пройдет этот номер!..

Как в старом, изъеденном гнилью доме слышнее бывают по ночам неясные скрипы и шорохи — в углах, в подполье, в надызбице, так и в остаревшем механизме тела возникают во время бессонницы пугающие сигналы: то мгновенная боль, как игла, прошьет мозг, то неотвязно заработает молоточек тика, то одеревенеют пальцы…

Иннокентий Васильевич, не зажигая огня, нащупал на столе приготовленную с вечера таблетку снотворного, запил из чайника и снова укрылся с головой. Но сон не шел.

Разговор с Ильей поднял тревожные мысли, Иннокентий Васильевич видел на своем веку немало грязи — он долгое время работал в контрольных органах. Множество людей прошло перед его глазами, он слыл суровым судьей их дел и поступков. И привык делить людей на две простые категории: одни тянут на себе телегу жизни, другие норовят нырнуть в кузовок, чтобы проехаться на дармовщинку. Как он ненавидел этих ловчил! Он научился разгадывать их под любой личиной. Нет, он не щадил их, не давал спуску.

Красавчика Юру он безоговорочно зачислил в эту категорию и теперь обдумывал, как бы удобнее подступиться к делу. Добровольно этот молодчик вряд ли признается — он знал, на что идет. Тем более все кругом поверили в его подвиг, даже званием героя увенчали. Попробуй теперь сказать: никакого подвига не было. Как не было подвига? Где ваши-доказательства?..

Да, доказательств у Ильи нет, и все может обернуться против него самого. Простак Илья не сообразил схватить за руку негодяя, упустил время. Скажут, из зависти, из ревности. Ведь ни для кого не секрет, что Илья немножко влюблен в Светку. Тетка Лариса первая скажет. И все другие.

За стеной пропел петух, ему откликнулся другой, третий — пошла предутренняя перекличка. Был тот час, когда за окнами начинает сереть и расползаться ночная темень, а в деревне еще все спит крепким сном.

Только в этот час удалось заснуть наконец Иннокентию Васильевичу. Проснулся он, когда на кухне загремела хозяйка, прокатывавшая на ручном катке белье. Солнце зайчиками играло на потолке. Голова была несвежей, в сердце стояла тупая, нудная боль.

Вспомнив ночные мысли, он оделся и пошел к Ларисе.

— Очень хорошо получается! — сказал он еще на пороге, завидев спокойно сидевшую за книгой сестру.

— Что случилось? — подняла та глаза.

— Где Светка?

— Уехала с Юрой на водную станцию.

— Зачем?

— Я ее не спрашиваю, она уже не маленькая. Просто так, прокатиться, должно быть.

— Очень хорошо получается! — повторил Иннокентий Васильевич. — И еще заставила меня принять участие в этой глупой комедии!..

— Ничего не понимаю, объясни! — Лариса отложила книгу в сторону.

— Напрасно ты прославляла новоявленного героя: никакого подвига не было!

— Как не было?

— Оказывается, ваш Юрочка сам отвязал трос, Илья это видел. Поставить под риск жизнь девчонки, сыграть роль спасителя и со спокойным лицом принимать почести — не худший ли это вид растления, как ты считаешь?

Лариса прищурилась. Острый огонек заиграл в ее глазах.

— Подлая душонка твой Илья, вот что! — закричала она. — Сам он оказался неспособен на такой подвиг, трусишка! Бессовестный он!..

— Позволь, — остановил сестру Иннокентий Васильевич, — он тоже бросился в воду…

— Бросился в воду, когда его помощь была никому не нужна, только людей насмешил. А вот чтобы исподтишка очернить своего соперника, на это его достало. Не умеешь ты разбираться в людях, Кеша! Разве ты не замечал, что этот твой тихоня не прочь был поухаживать за Светкой?.. Для меня все яснее ясного. Где у него доказательства?..

Действительно, все вышло так, как и ожидал Иннокентий Васильевич: Лариса сразу стала на защиту Юрия, а во всем виноватым оказывался Илья.

— Есть доказательства? — налегла она тяжелой грудью на стол.

— Доказательств, верно, нет, — согласился Иннокентий Васильевич, — но я Илью знаю. Илья порядочный парень, он не соврет.

— Не верю! Ни одному его слову не верю! Мы с позором разоблачим этого клеветника.

— Кто это «мы»?

— Наш коллектив!

Иннокентий Васильевич нетерпеливо крякнул.

— Какой коллектив? Ты всех тут подмяла под себя, все смотрят тебе в рот. Это поддельный коллектив, я его не уважаю. Все вы обмануты…

— Не торопись делать выводы, — оборвала брата Лариса, — дело гораздо сложнее, чем ты думаешь: Юра сделал Светке предложение.

— Какое предложение? — не понял Иннокентий Васильевич.

— Вчера, когда все разошлись, они пришли ко мне и объявили себя женихом и невестой.

— Ну вот!..

Иннокентий Васильевич запнулся. Сообщение Ларисы действительно осложняло положение.

— Вот так славно! — сказал он. — И ты что же, дала согласие?

— При чем тут я? У Светки есть отец. Во-вторых, ты отстал от жизни: нынешняя молодежь не очень-то нуждается в нашем согласии. Я послала Василию телеграмму.

— Сколько слов было в телеграмме? — задал неожиданный вопрос Иннокентий Васильевич.

— Какое это имеет значение?

— Ну все-таки.

— Сорок семь.

— Так, понятно. Расписала, значит, красоту подвига и со своей стороны испрашиваешь благословения? Вот я напишу ему письмо, Васька не дурак, он разберется…

— Пожалел бы ты Светку, она так счастлива, Кеша!..