Александр Зуев - Через сердце

Голос Ларисы оборвался, большие глаза наполнились слезами.

— Так ведь подлость, пойми! Экая подлость! Советую и тебе пожалеть Светку. Теперь ведь не старое время, когда спешили девок поскорее сбыть с рук. Рано ей замуж, сперва надо чему-нибудь выучиться. Что она будет делать? На что годится? На папенькиных хлебах думает жить? Так ведь это до поры до времени, потом спохватится, да будет поздно. Неизвестно еще, что за женишка она подхватила, в хорошие ли руки ты ее отдаешь. После того, что я узнал, мне этот молодой человек крайне подозрителен. Не карьерист ли? Не погнался ли он за «дочкой министра»? Ты об этом подумала?.. Надо ей открыть глаза. И если ты этого не сделаешь, сделаю я.

— Бедная девочка! Подумай, какую драму это вызовет в ее душе. Может быть, на всю жизнь… Ведь это первая ее такая красивая, чистая любовь!.. Как это жестоко — втоптать в грязь светлую детскую веру в человека! Нет, Кеша…

— Чего же ты хочешь? Чтобы я промолчал?

— Ах, Кеша, ведь нет же никаких доказательств! — Лариса с жаром ухватилась за руку брата. — У меня даже язык не повернется сказать об этом Сверке. Нет, не верю я твоему Илье, наверняка он сочинил эту кляузу. Но допустим на минуту, что все было так, как говоришь ты или говорит твой Илья. Какое тяжелое впечатление произведет на нее это разоблачение! Я понимаю, были бы хоть какие-нибудь улики, а то ведь вовсе ничего, одни домыслы.

— Ну, знаешь ли!..

Иннокентий Васильевич поспешно высвободил руку из мягких пальцев сестры и поднялся.

— Не говори мне ничего больше, не объясняй, не уговаривай! Ладно, со Светкой можешь не говорить, я потолкую с ней сам. Когда вернется, скажи, что я ушел на рыбалку, что мне нужно с ней повидаться. Пусть придет ко мне на «шагальню» — она знает куда. Скажи, для серьезного разговора, пусть не откладывает!..

Лариса проводила его долгим взглядом.

— Умоляю тебя, будь с ней помягче! Поосторожней, обещай мне!..

— Постараюсь!..

Иннокентий Васильевич ушел. Разговор с сестрой наводил на сердитые мысли.

Вернувшись домой, он взял лопатку и пошел на задворки накопать червей. Когда-то у хозяйки был здесь погреб, он давно провалился. Яму засыпали щепой и перепревшим навозом. Кругом все заросло глухой крапивой и лопухами — место было уединенное, даже добычливые соседские куры не добирались сюда.

Присев на корточки, Иннокентий Васильевич отвалил лопаткой слой трухлявой соломы и стал торопливо выбирать в банку розовых упруго извивавшихся червей. Свежо и густо запахло перегноем.

В последние годы он все чаще ловил себя на стариковском обыкновении — разговаривать с собой вслух. Здесь, в крапивном царстве, по крайней мере его никто не мог услышать. И он заговорил:

— Как тебе не стыдно, тетка Лара!.. Маленький твой геройчик Юра лезет на пьедестал и собирает почести, которых отнюдь не заслужил, — в духе какого времени это делается? Какие дальние цели ставит он при этом, ты не догадываешься? «Первая чистая любовь!..» А если рядом с ней приживается наглый обман и расчет, как можешь ты закрывать на это глаза, старая ты дура, тетка Лара!.. Дух времени!..

Тихая застойная протока незаметно расширялась здесь, округляясь многочисленными заливчиками.

Луговой окольной тропкой приходил сюда Иннокентий Васильевич посидеть с удочками на вечерней зорьке.

Было у него тут свое излюбленное место, где глинистый откос круто спускался к воде. Отсюда в зарослях ивняка тянулся песчаный мыс, открытый солнцу и на закате и на восходе.

Это и была «шагальня» дяди Кеши. Едва приметное течение тянуло поплавок, и следом за ним похаживал по протоптанной дорожке дядя Кеша. Отлично ловились тут живцы, а подчас брался и крупный окунь.

Неподалеку от «шагальни» был заливчик, куда дядя Кеша ходил рыбачить с ночевкой. Дно залива было завалено рогатыми корягами, рыбаки здесь не забрасывали сеток, рыба ходила непуганая, в гуще белых лилий и золотистых кувшинок плескались матерые щуки.

Придя сюда, Иннокентий Васильевич натянул на козлы палатку и стал собирать дрова для костра. Принес несколько охапок сушняку и для растопки — намотанной водопольем прошлогодней травы. На старом огневище завел костерок. В спокойном вечернем воздухе потянулся столбик дыма, растекаясь туманными полосами в кустах.

Закат сегодня был ясным, без единой тучки. Пылающий шар солнца медленно оседал к горизонту, оглядывая прощальным взглядом затихшие тополя деревеньки и зелень капустных гряд на пригорке.

В кустах над водой пощелкивал соловей. Казалось, он неуверенно перебирает свои рулады и прислушивается, не слишком ли громко звучит его голос в этот тихий час, когда все готовится отойти ко сну.

Поглядев из-под руки на низившееся солнце, Иннокентий Васильевич спустился к «шагальне». Насадил червяка и закинул удочку. Поплавок то и дело уходил на глубину — бойко хватал окунь-одномерок с ладонь величиной. Наловив на уху, Иннокентий Васильевич повернул к палатке.

Солнце уже спряталось, под берегом рябью потянул холодок, запели комары. Он опустил с шляпы сетку накомарника и прошел в кустах к воде — поставить донницы. Место было глубокое, темная вода не просматривалась даже в полдень.

Укрепив короткие удочки на рогатках, он с размаху выбросил грузила на глубину. Лески недвижно натянулись. Постояв над ними, Иннокентий Васильевич зачерпнул воды в чайник и вернулся к костру. Повесил чайник над огнем, подкинул сучьев и, низко нагнувшись, на четвереньках пролез в палатку. Теперь можно снять душный накомарник и почитать; он зажег маленькую керосиновую лампочку, непривычные к свету комары выжидательно уселись на холстине палатки. Пахло сыростью и густым настоем прогревшегося на солнце разнотравья. Шипели и потрескивали на огне сучья. За кустами на лугу заскрипел деркач.

Хорошо коротать здесь ночные часы, прислушиваясь к этим мирным звукам, — душа отдыхает. Иннокентий Васильевич развернул книгу и углубился в чтение.

— Дя-дя Ке-ша-а! — зазвенел над заливом голос Светки.

Он выбрался из палатки, подбросил в костер сушняку и, ярко озаренный огнем, замахал рукой:

— На мысок держи, на мысо-ок!..

Светка его заметила и осторожными гребками, чтобы не распугать рыбу, повернула нос лодки на переливчатую дорожку отраженного в воде костра. Тяжелые весла уходили глубоко, путаясь в подводных стеблях кувшинок. Над озером сгустились сумерки, закатный край неба подернулся пепельным налетом. Наконец зашелестела стенка камышей и лодка упруго ткнулась носом в берег.

— Дядя Кеша, где ты? — негромко окликнула Светка.

— Не шуми, тут я.

Он подтянул лодку и помог Светке спрыгнуть на берег.

— Ну молодец, что приехала! — Он взял в ладонь ее острый локоток. — А у меня как раз чайник поспел, гостьей будешь.