Габиден Мустафин - Избранное. Романы

— Я пройдусь по забоям. А вы, как только кончится смена, подниметесь вместе с Мейрамом.

И Мейрам остался с Ермеком. Он попытался вызвать шахтера на разговор, запросто расспрашивал его об условиях труда, о шахте.

Ермек отвечал односложно — не так-то легко было расшевелить его. Но мало-помалу он проникся интересом к собеседнику и спросил:

— Кем будете у нас работать? — это была его привычка — сначала разведать о человеке, кто он такой, и только потом приступить к беседе с ним.

Мейрам откровенно рассказал о своих планах, которыми еще ни с кем не делился, кроме Щербакова.

— Думаю работать в партийной организации.

— Секретарем, что ли?

— Если выберут, и секретарем.

— Может, выберут, — неопределенно ответил Ермек, не высказав своей скрытой мысли: «Почему бы не выбрать? Парень, видать, подходящий».

— Давно работаете в шахте? — спросил Мейрам.

— С десяти лет.

— В каких угольных бассейнах побывали?

— Из Караганды не выезжал.

— Но ведь Караганда последние годы стояла.

— Оставался здесь сторожем.

Но о главном, что так хотелось услышать Мейраму — о методах работы, о добыче угля — старый шахтер так и не обмолвился ни словом: или скрытничал, или считал, что говорить не к месту.

Вдруг Ермек, усмехнувшись, слегка повел подбородком в сторону забоя и сказал:

— Из сил выбиваемся, чтобы догнать.

Паренек с широким ртом и какими-то тревожными глазами, часто оглядываясь, орудовал кайлом. Час назад он отставал от Ермека на полметра, а теперь догонял. Его тревожные взгляды выдавали затаенную мысль: «Если Ермек отвлечется от работы, подольше поговорит, непременно его догоню».

— Кто этот паренек?

— Сами видите — молодой шахтер. Зовут Акым. Думаю, хорошим кайловщиком будет.

— Из новичков?

— Да. Сначала крутил барабан наверху. Щербаков велел мне: «Попробуй дать ему кайло». Я дал. Теперь вижу — в надежные руки попал инструмент.

«Вот что, разговор нужно было начинать с кайла!» — подумал Мейрам.

В это время Ермек подошел к своему напарнику, взял у него кайло, осмотрел, поморщился.

— Разве это инструмент? Уже затупился. Возьми мой, лучше дело пойдет. А я твоим поработаю.

Акым схватил кайло Ермека, восторженно прищелкнул языком, начал рубать с еще большим усердием.

— Неужели кайло такая уж мудреная вещь? — спросил Мейрам, желая задеть Ермека.

Шахтер покачал головой. И сначала отрывисто, потом словоохотливей стал объяснять. Многое зависит от того, как заострено и закалено кайло, как наносятся им удары — с размаху или коротко. Ермек говорил о штреках, шурфах, лаве… Для Мейрама все это было малопонятно, но он слушал старого шахтера с большим интересом.

— Какое у вас образование? — с удивлением спросил Мейрам.

— Расписаться сумею.

— А знаете, пожалуй, не меньше инженера.

Ермек, слегка поморщившись, отвернулся в сторону, затем пренебрежительно махнул рукой.

— Э, далеко нашему брату до инженера! В школе я никогда не учился.

Он снова опустился на колени и принялся за работу.

С грохотом отвалился пласт угля. Поднялась черная пыль, все заволокло густым туманом. В этом тумане, при тусклом свете ламп, слабо виднелись силуэты людей. Все быстрее стучали топоры крепильщиков, звенели лопаты навальщиков угля.

Слышно было, как Ермек хвалил Акыма:

— Молодец, мой орленок, молодец!

Паренек отвечал:

— Вы идите, отдыхайте, — смена кончилась. Мы тут один справимся.

Ермек вынырнул из тумана, с довольной улыбкой подошел к Мейраму.

— Этот мой орленок станет отличным кайловщиком! На него можно положиться. Пойдемте.

Когда поднялись на поверхность, Мейрам почувствовал себя так, будто с плеч его свалился тяжелый груз. Он соскучился по светлому, просторному миру! Шел и радостно оглядывался, жадно глотал чистый воздух. Ермек шагал рядом. Должно быть, весенний солнечный день радовал и старого шахтера, вполголоса Ермек сказал:

— Пожалуй, рановато идти домой.

Они направились в сторону от поселка, поднялись на хребет Ит-Жона. Отсюда простым глазом было видно вокруг на расстоянии дневного пути. Всю зиму на пустынных холмах Ит-Жона, окутанных белым одеялом снега, свирепствовали бураны. Сейчас холмы были выстланы зеленым ковром. Далеко на горизонте хлеборобы покрывали узором борозд плодородные поля. Высоко в небе жаворонок неустанно пел свою хвалебную песнь весне. В нагретом воздухе играли миражи. Временами веял легкий ветерок, подобный колыханию шелковой материи. Земля пестрела ранними цветами.

Мейрам смотрел и не мог оторвать глаз. Кое-где в оврагах и балках еще держались остатки снега. В синеющей мгле маячили горы Семиз-Кыз, Кос-Агаш. Взгляд улавливал и отдаленные вершины Ку-Шоки и Нар-Шоккен. А между хребтами Ит-Жона И Коктал-Жарык простиралась широкая долина. Когда-то, в этой долине паслись многотысячные конские табуны волостного старшины — бая Тати. Сейчас там раскинулись колхозные животноводческие фермы. А по склонам долины сбегали колхозные поля. На севере светлой линией протянулась река Нура; берега ее заселены русскими деревнями и казахскими аулами. А в недавнем времени из-за земельных участков возле реки между русскими и казахами происходили стычки. Теперь Нура стала символом содружества народов, горы Жаур и Кожир возвышались над рекой как башни единства.

Мейрам уехал из этих мест в юности, но родина оставила в нем незабываемые впечатления. Сейчас он как бы вел беседу с каждой сопкой и долиной. Охваченный потоком воспоминаний, он сказал Ермеку:

— До чего хорошо и тепло в родных местах!

— Если бы не было хорошо и тепло, разве я остался бы здесь охранять эту железную трубу! — отозвался Ермек. — Мой отец поселился в Караганде, когда мне было пять лет. С тех пор я не выезжал отсюда. Впервые спустился в шахту десятилетним мальчишкой.

— Вы работали у русских промышленников?

— Хватил горя у русских и английских. Англичане нанимали рабочих через местных подрядчиков. Те и другие сосали нашу кровь, словно пиявки. Нас освободила только революция, советская власть. Когда англичане сбежали, я остался сторожить промысел.

— Посмотрите, сколько сейчас вокруг промысла аулов! — указал рукой Мейрам. — Каждый день приходят караваны, привозят грузы… К осени Караганда расширится, аулы разрастутся в огромные селения. Зимой трудновато нам придется.

— Да, трудно будет, — согласился Ермек.

В Караганду рекой стекался народ. Все хотели работы. А на промысле не только не было новой техники, не хватало и старых кайл. Приехавшие недавние кочевники порою не имели над головой кровли. Железная дорога пока дотянулась только до Акмолинска. Удастся ли вовремя доставить оттуда на верблюдах и волах материалы, продовольствие, инструменты?..