Александр Шевченко - Всюду жизнь

В тот вечер, когда Федор Устьянцев прилетел из Сибирска в Москву и ходил по городу, вспоминая студенческие годы, свое прошлое, Катя Аверина, в замужестве принявшая фамилию Осининой, возвращалась после работы домой, в ту же родительскую квартиру, где бывал Устьянцев, тогда еще студент.

Как всегда, она возвращалась вместе со своим мужем Константином. Оба они работали в институте «Гидропроект» — его двадцативосьмиэтажная стеклянная коробка возвышается на развилке Ленинградского и Волоколамского шоссе у метро «Сокол». Чтобы добраться до своей квартиры в Новых Кузьминках, Осинины должны были с северо-запада на юго-восток пересечь всю Москву. По пути они заходили в продовольственные магазины, покупали продукты.

От напряженной работы в институте, длинной дороги Катя устала, была раздражена и весь путь молчала. В прихожей муж помог ей раздеться. Она вошла в столовую, служившую одновременно и спальней младшего брата Виктора, и вытянулась на диване, на котором на ночь Виктору стелили постель. Тоскливым, враждебным взглядом она обводит стены комнаты, где все вызывает в ней досаду и протест. Она останавливает глаза на эстампе в тонкой латунной потускневшей окантовке — на нем изображен букет пестрых георгинов. Какая жалкая, убогая картинка! Ее давно следует выбросить, но тогда на выгоревших желтых обоях на месте эстампа останется темное пятно.

На потолке между плитами вывалилась штукатурка и обнажила щель. Квартиру надо ремонтировать, но, когда Катя представляет себе, с какими это связано хлопотами — перетаскивать мебель из одной комнаты в другую, жить в тесноте и грязи целый месяц, а потом еще месяц все убирать и мыть, — ей ничего не хочется делать: наплевать, пусть все будет как есть! Да и к чему это? Гости у них не бывают, а для самих и так сойдет.

В открытую форточку врываются рев машин и автобусов, голоса людей, проходящие по улице троллейбусы освещают комнату вспышками синего ослепительного света — это тоже нервирует Катю.

Тихонько входит мать.

— Катюша, ты уже пришла? Я не слыхала, как ты отпирала дверь. Наверное, Задремала.

Говорит она неуместно громко, нараспев тянет слова. Катя не отвечает матери, молчит.

Поняв, что дочь не в духе, и боясь рассердить ее — последнее время она стала очень раздражительной, безо всякой причины может вспылить и надерзить, — мать, снизив голос, робко спрашивает:

— А где Константин?

— На кухне.

С удивленно-испуганным лицом мать бесшумно выходит из столовой, осторожно притворив за собой дверь. Катя провожает ее хмурым взглядом.

Уже переодевшийся в синий спортивный костюм, Костя вносит вскипевший чайник. До сих пор дремавшая в углу овчарка вскакивает и, поскуливая, ластится к нему.

— Альма, Альмочка, хорошая, умница, — играет с нею Костя, почесывает ей голову за ушами, от чего собака довольно закрывает глаза и вытягивается перед ним на полу.

Возвращается мать, гремит посудой, накрывает на стол.

— Мамаша, отец, идите ужинать!

Шаркая теплыми тапочками и держась руками за стены и стулья, пересекает столовую бабка Неонила и опускается на диван, на свое постоянное место. Глядя в окно мутными, как забеленное водой молоко, глазами, она всплескивает сухими, детскими ручками:

— Что за зима нынче! Новый год будем без снега встречать. Помню, я в девичестве была, так к рождеству, бывалыча, снегу вровень с крышами навалит, из избы не выйдешь, суседи откапывали…

— Бабушка! Какой тебе Новый год, когда только октябрь! — раздраженно поправляет ее Катя.

Живет бабка Неонила как в полусне: путает времена года, дни недели, день с ночью. Она так долго живет на свете — ей уже за девяносто лет, — что в ее помутившемся сознании события прошлого — бесконечная череда весен и зим, рождений и потерь близких, семейных праздников, печалей и войн — давно смешались с настоящим в один бестолково запутанный клубок.

— А, покров, значится… В нашей деревне на покрова был престольный праздник… Богомольцев съезжалось тьма-тьмущая…

За бабкой появляется отец с газетой в руках, высокий, костлявый, с усеянным лиловыми склеротическими жилками лицом. Сверкая очками в тонкой золоченой оправе, он раскрывает газету и с возмущением цитирует:

— Послушайте! До чего разложились люди на Западе! «Студенты Дюссельдорфа на соревнованиях разбили рояль за четырнадцать минут сорок секунд и победили команду Мюнхена». Это же ужас один: ради забавы уничтожают материальные ценности!

Катя поднимается, окидывает взглядом стол, и лицо ее перекашивает гримаса отвращения:

— Боже! Снова кефир и творог! Уже не лезет в горло!

В разговор немедленно встревает отец: он всех поправляет, поучает, его самоуверенность педанта просто непереносима.

— Молочнокислые продукты предотвращают склероз! Вообще ужин должен быть легким. Следуйте правилу древних: завтрак съешь сам, обед раздели с другом, а ужин отдай врагу!

Рациональное питание в старости — это его конек. Он читает об этом брошюры, посещает лекции в красном уголке ЖЭКа, обсуждает секреты долголетия во время прогулок с приятелями-пенсионерами, поэтому в доме постоянно на столе треска, она содержит много йода, а йод помогает при склерозе, различные каши, винегрет, потому что они стимулируют пищеварение.

— Не знаю, чем и кормить вас, — ворчит мать. — Отцу готовь вегетарианское, вам мясное… — Обернувшись к Косте, она сердито говорит ему: — Не угождаю я вам — питайтесь отдельно, покупайте себе что хотите!

Косте осточертели бесконечные попреки тещи, будто никто не ценит того, что она всех обслуживает, и в его мгновенно посветлевших глазах стальным блеском отливает с трудом сдерживаемое холодное бешенство.

— Я абсолютно всем доволен, Прасковья Павловна… Я никаких претензий к вам не имею…

Он пытается успокоить жену: в холодильнике есть яйца, можно сделать глазунью, если она хочет.

— Сделай, — коротко бросает Катя, и Костя уходит на кухню.

Задетая тем, что дочь и зять недовольны ее столом, мать продолжает оправдываться:

— Хорошо иметь бы столько денег, чтобы не считать их. Покупать, чего душа захочет…

И по этому вопросу в газете, которую, тщательно пережевывая ужин, читает отец, встречается соответствующий комментарий:

— Для этого надо выиграть по лотерее! Извольте, сообщение из Пензы: «Водитель такси В. Н. Мехоношин в очередном тираже денежно-вещевой лотереи выиграл одновременно автомобиль „Москвич“ и мотоцикл Иж с коляской!» Подчеркиваю, о-дно-вре-менно!

— Везет же людям, — завистливо качает головой мать. В это время Костя приносит на сковородке яичницу, и мать обращается к нему: — Сейчас, в магазине слыхала, какая-то новая лотерея появилась, «спортлото». Купили бы вы билеты, а вдруг выиграете!