Александр Шевченко - Всюду жизнь

Он сегодня же должен увидеть ее.

Приняв такое решение, он сразу же начинает торопливо собираться.

Первое — побриться.

В зеркале увидел свое осунувшееся лицо, напряженно застывшие, тоскливые глаза.

Да, брат, плохи твои дела!

Электробритва жужжит, надрывно воет, как бьющийся о стекло глупый, упрямый шмель.

Оделся, открыл кошелек: четвертная бумажка есть. Это на всякий случай, скорее всего она сегодня не потребуется. Двухкопеечные монеты для автомата: одна, две, три, четыре. Хватит. Похлопал по карманам: сигареты и спички на месте; когда звонишь Кате, всегда нервничаешь, без них не обойтись.

Из общежития звонить невозможно: у телефона постоянно толпится очередь, говоришь в присутствии знакомых ребят, а при них об интимных вещах не скажешь, приходится изворачиваться и изъясняться каким-то эзоповским языком.

Будку около продмага он проходит: не раз убеждался, что аппарат в ней безвозвратно глотает монеты. Следующая будка тоже не годится: в ней выбиты стекла, и грохот трамвая на Госпитальном валу заглушает разговор. Федор сворачивает в тихий двор, где, он знает, есть автомат. В будке — парень с сияющим лицом: ясно, говорит с девушкой, значит, будет говорить долго. Ничего не поделаешь, придется подождать. Поздно он собрался звонить, уже шесть вечера. Катя или ушла, или же сговорилась с кем-нибудь о встрече. И ему придется объясняться с кем-то из ее домашних, называть себя, а это всегда тягостно и неприятно.

Наконец парень вышел из будки и зашагал, счастливо улыбаясь.

Набирая номер, Федор с отвращением заметил, что пальцы его дрожат. Щелчок — произошло соединение. Он до боли прижал трубку к уху и услышал противный частый писк — телефон занят. У будки уже стоит модно одетая, накрашенная молодая женщина и сквозь стекло нетерпеливо смотрит на Федора. Придется выходить.

Снова позвонил — снова занято. Катя говорит подолгу, иногда ждешь полчаса, а то и больше, пока она наговорится. И о чем только она может столько болтать — непостижимо!

На третий раз в трубке послышался хриплый мужской голос:

— Алльо, вас слушают!

Это ее отец, он всегда алльокает.

— Попросите, пожалуйста, к телефону Катю…

Федор весь сжимается в напряженном ожидании: что ему ответят — дома Катя или нет?

— А кто ее спрашивает?

— Федор. Устьянцев.

— Сейчас узнаю, дома ли она.

Федор не знаком с Катиной семьей, но, судя по тусклому, тягучему голосу, отец ее нудный, неприятный педант.

Где-то далеко в проводах слышится приглушенная мелодия скрипки, похожая на зуд комариного роя. Федор бессознательно повторяет знакомую мелодию: та-ра-ра-рим-та, та-ра-ра-рим-та… Рондо каприччиозо Сен-Санса… Изумительная музыка… Страстная, ликующая… Слушал бы ее без конца…

— Я слушаю!

Голос Кати заглушает скрипку. Федор вздрагивает и вспотевшей ладонью сжимает трубку. Он чувствует, как радость горячей волной разливается по его телу.

— Катюша, это я, Федор… Добрый вечер… Ты что поделываешь?..

Он силится говорить спокойно, беспечно, но во рту уже пересохло от волнения, в висках гулко стучит кровь.

— Только что из института. Голова разваливается от этих идиотских лекций.

Эти простые и, наверное, искренние слова о будничных делах немного успокаивают Федора: вот видишь, никакой трагедии не произошло, жизнь идет, как обычно.

— Давай встретимся, погуляем, это пройдет.

Когда Федор произносит эту фразу, сердце его замирает: он ждет ответа в таком крайнем напряжении, как приговора суда, который должен решить, жить ему или умереть.

— Сегодня? Нет, сегодня исключается. Я очень устала.

Значит, нет… Он это предчувствовал… Противная обессиливающая слабость охватывает его, он едва стоит на ставших ватными ногах… Но не могут же они расстаться, даже не поговорив! Не могут! Он понимает, что просить Катю бесполезно, но уже теряет рассудок и продолжает унизительно умолять:

— Я так истосковался по тебе. Так хочу видеть тебя. Просто места себе не нахожу. Давай встретимся хоть на полчаса, погуляем около твоего дома…

— Не понимаю, к чему такая нервотрепка! — голос Кати нетерпеливый, раздраженный. Она грубо, обидно разговаривает с Федором, потому что ее счастье не зависит от него. Сейчас она бросит трубку, и он торопится хоть по телефону разрешить свою судьбу, чтобы не душил его горло застрявший в нем нервный комок.

— Наверное, мне вообще не надо было тебе звонить.

— Почему? Что случилось?

— Видишь ли, когда я был у тебя, я понял, что был там лишним… рядом с Костей…

— Ну и что же? Костя — мой приятель, я познакомилась с ним в Крыму. У меня много друзей.

— Ты же знаешь, я хотел бы быть не одним из твоих многих друзей, а единственным. Как ты для меня.

— Федечка, милый, ты всегда был максималистом. Все — или ничего, так?

Слова, слова, пустые, ничего не значащие слова… Какая она лукавая, ускользающая. Ну почему она никогда не захлопывает дверь, а всегда оставляет узкую, сияющую манящим светом щелку для надежды?

— Да. Именно так. И все-таки я хочу встретиться с тобой. Если не сегодня, то в другой день. Мне так много надо сказать тебе, — уже безнадежно канючит Федор, чтобы только продлить разговор, только слышать голос Кати. Уже от этого ему станет немного легче. Какую удивительную силу имеет над ним ее голос, даже искаженный телефоном, похожий на птичье щебетанье!

— В ближайшее время я не смогу с тобой видеться, Федя.

— Ты уезжаешь?

— Нет. Другая причина.

Тут Федор неожиданно для себя задает Кате вопрос, самый главный вопрос, он один имеет значение в потоке пустых слов.

— Ты выходишь замуж за Костю?

Минуту в трубке тихо, даже скрипка затихла. Мертвая, зловещая тишина, как перед ударом грома.

— Этого я еще не решила. Я думаю.

Так это же прекрасно! Федор выпаливает:

— А ты, не думая, выходи замуж за меня, Катюша!

— Я уже слышала это, Федечка! — видимо, настойчивость Федора развеселила Катю, в трубке слышен легкий хохот. — Я отвечаю: нет! Слышишь? Нет!

Ну вот, все твои вопросы и разрешены. Полная ясность и определенность, которой ты так добивался. Надо что-то сказать на прощанье.

— Катя, еще я хочу тебе сказать… — рот его стянут жестким вкусом железа, он с трудом раскрывает губы, — что по-прежнему люблю тебя… Очень люблю…

— Спасибо, милый Федечка! Я знаю, ты очень хороший, добрый и честный…

Он слушает Катю с таким огромным напряжением, что чувствует, как на голове шевелятся волосы… Но трубка затихла и молчит.

Спасибо — и это все?

— Значит, мы больше не увидимся, Катя?

— Почему же? Федечка, пойми меня и не сердись. Я думаю, мы останемся добрыми друзьями, правда? Ты звони мне.

— Нет, Катя. Я так не могу. Я не буду больше тебе звонить.