Александр Шевченко - Всюду жизнь

— А где же мы будем видеться?

— Позвонишь, договоримся…

Странно, очень странно она себя ведет, недоуменно размышлял Федор, возвращаясь в общежитие. И это после того, как они не виделись целых три месяца! А он так истосковался по ней! Как наваждение мучило его желание обнять и расцеловать ее, почувствовать тепло ее тела, вдохнуть тонкий, свежий запах духов, отдающий горьковатой степной полынью…

Через несколько дней Федор позвонил Кате, и она пригласила его к себе. Ну вот, оказывается, ничего не случилось, а ты уже думал черт знает что, радовался он. Ты слишком мнителен. Нельзя быть таким подозрительным и недоверчивым.

Он купил большой букет белых и красных роз, бутылку вина и помчался к Кате. К его величайшему изумлению, у Кати были гости.

— Ко мне зашли поболтать приятели, так что ты будешь кстати, — с невинно-беспечной улыбкой сказала она, принимая в прихожей букет.

Федор пришел в ярость: да она издевается над ним! Она же отлично знает, что он хочет видеть ее одну, без посторонних. Хотел тут же швырнуть ей свой букет и уйти, но с трудом сдержал себя и, раскрасневшийся и дрожащий от возбуждения, вошел в комнату Кати. Трое сидели вокруг низкого столика с тарелками и пустой винной бутылкой.

Первым поднялся навстречу Федору высокий, спортивного вида молодой человек, назвавшийся Константином. Он красив, этот парень, сразу отметил Федор. Правильный нос, небольшой рот, маленький, округлый, похожий на яблоко подбородок с такой же, как у яблока, ямкой посредине. Каштановые с медным отливом волосы уложены крупными волнами. Худощавое, удлиненное лицо играло уверенной, небрежно-иронической улыбкой человека, знающего себе цену. На нем строгий темно-серый костюм, белоснежная рубашка, оригинальный галстук, отличные тупоносые полуботинки и красные носки. Все вещи дорогие, модные, подобраны со вкусом, но все вместе они говорили, что Константин придавал чересчур большое значение своей внешности. Похож на эдакого счастливого, преуспевающего красавчика из журнала мод, насмешливо подумал о нем Федор.

В кресле, вытянув поперек комнаты длинные тонкие ноги в потертых брюках из желтого рубчатого вельвета, сидел, развалясь, длинноволосый брюнет в замшевой куртке. Темное, болезненное лицо и жиденькая козлиная бородка делали его похожим на Христоса.

— Валерий, — протянул он Федору слабую, детскую ладошку.

«Это тот самый студент суриковского художественного института, который рисовал портрет Кати», — догадался Федор.

Рядом с Валерием, прислонясь к его плечу, сидела некрасивая, ярко накрашенная девушка с завитыми темно-рыжими волосами. Из-под короткой замшевой юбчонки торчали острые, жалкие колени. Она прищурила на Федора подведенные голубым глаза и, пустив на него струю дыма сигареты, фамильярно кивнула:

— Здравствуй, Федечка!

— Привет, Риммочка! — так же приятельски ответил Федор: он знал ее, она училась в Катиной группе.

Константин опустился на тахту рядом с Катей, на место, которое раньше обычно занимал Федор, когда бывал здесь, и тому пришлось занять единственный свободный стул подле Риммы. Костя и Катя составляли необычайно редко встречающееся сочетание красивых мужчины и женщины. Они это знали и с гордостью и чувством превосходства над присутствующими глядели друг на друга.

— Значит, ты и есть тот самый сибиряк со Студеной, о котором мне рассказывала Катюша? — спросил Костя, бесцеремонно разглядывая Федора насмешливыми светлыми глазами.

Федору стало неприятно, что Катя говорила о нем Косте, и он сердито пробасил:

— Когда же она успела рассказать обо мне?

— В Крыму, где мы познакомились!

Костя взял руку Кати и с улыбкой посмотрел на нее продолжительным, заговорщицким взглядом, та согласно кивнула ему.

Вот оно что! Так вот почему Катя редко писала! Наверное, она и пригласила его, Федора, затем, чтобы показать своего нового поклонника.

— Оказывается, мы с тобой коллеги, — продолжал Костя. — Я из «Гидропроекта». Групповой инженер проекта организации работ на плотине Сибирской ГЭС! Константин Сергеевич Осинин!

— Рад познакомиться. Припоминаю, я видел на стройке твою подпись на чертежах. Выходит, я осуществляю твой проект.

— Естественное в наш индустриальный век разделение труда, — Костя сделал широкий жест рукой, и из рукава пиджака показалась манжета со сверкающей запонкой из какого-то голубоватого камня. — Одни творят идеи, другие их реализуют.

Видно, ты сам, своими холеными руками не строил плотин, не ворочал камни и бревна, не держал ни лопаты, ни топора, подумал Федор, и ему захотелось сбить самоуверенность с этого вылощенного франта.

— Ну, прямо скажем, удельный вес тех и других неодинаков. Знаменитый кораблестроитель академик Крылов говорил, что во всяком практическом деле идея составляет от двух до пяти процентов, а остальные девяносто восемь — девяносто пять процентов — это исполнение!

Федор со злорадством заметил, что приведенное им высказывание Крылова задело Костю, но тот не нашелся, что ответить, лицо его застыло в растерянности, и он пробормотал:

— Каждый делает, что может…

— Федя, скажи, пожалуйста, где находится эта речушка Студеная? Я что-то не слышала о ней, — небрежно-удивленно протянула Римма. У нее был очень высокий, капризно дребезжащий голос, каким говорят дети, когда хотят чего-нибудь добиться от взрослых.

— Речушка? — В Федоре внезапно вспыхнуло горячее чувство протеста: «Эта пигалица так пренебрежительно говорит о стройке, которая преобразит регион, равный по площади европейской стране!» — Да это даже не река, дорогая Риммочка, а огромная речища, побольше Волги! Впадает она в Енисей, о котором ты, конечно, должна знать хотя бы из школьного учебника географии! И таких «речушек» в Сибири десятки!

Валерий вступился за свою подругу:

— Сейчас на человека обрушивается такой огромный поток информации, что он просто не в состоянии переварить его. Как говорил Козьма Прутков, нельзя объять необъятное!

— Но есть вещи, которые не может не знать человек, считающий себя образованным! — сердито доказывал Федор.

Костя, видно, решил дипломатично остановить разгорающийся спор. Он откупорил бутылку вина, принесенную Федором, и по-приятельски подмигнул ему:

— Что ж, друзья мои, давайте выпьем за необъятную Сибирь и нашего дорогого сибиряка!

— А я хотел бы жить и умереть в Париже, если б не было такого города — Москва! — опрокидывая бокал, с пафосом продекламировал Валерий.

— Вот с этим я согласна, Валера! — поддержала его Катя и многозначительно спросила Федора: — Как ты считаешь, Федя?

Федор знал, почему Катя задает ему этот невинный на посторонний взгляд, чисто риторический вопрос: она всегда удивлялась и не одобряла решения Федора после института ехать в Сибирь. Но ведь она знает, что это очень важный для него вопрос, он не раз это объяснял ей, здесь совершенно неуместно его обсуждать, и он отделался ничего не значащей фразой: