Николай Мординов - Беда

Тут Николай увидел бегущих к нему девушек. Он быстренько отвязал от ноги ворона петлю, и сунув ее в карман, побежал им навстречу.

От волнения, от растерянности они молча топтались друг против друга.

— Калмыков? — резко выдохнул он наконец.

— Жив, еще жив… — прошептала Катя, не сводя с Николая неподвижного взгляда. — А ты?

— Хорошо, я хорошо! — проговорил он скороговоркой и помчался за рюкзаком и лыжами, а сзади послышался сердитый окрик Даши:

— А ты бы сначала показался людям!

Тогойкин повернулся и побежал к самолету.

— Здравствуйте! — громко сказал он, вбежав в самолет с ружьем в руке, но, взглянув в сторону тяжело дышавшего Калмыкова, уже потише добавил: — Погодите, я сейчас… — Он выскочил наружу и побежал мимо что-то кричавших ему девушек.

Возвращаясь к самолету с рюкзаком и лыжами, он с удивлением заметил, что все время не выпускал из рук ружье. Сейчас он оставил и ружье и лыжи и вошел в самолет только с рюкзаком.

— Дошел я до колхоза… — сказал он и вытянул за хвост взлохмаченного глухаря. — А может, сначала сварить его?

— А может, ты сначала расскажешь! — раздался негодующий голос Даши. Она стояла, склонившись над спавшим Губиным, и тормошила его: — Вставай, Вася, вставай, Тогойкин пришел.

Вася проворно уселся, молча поглядел на Тогойкина и, пробормотав что-то невнятное, снова завалился.

Даша кинулась к нему, чтобы растолкать его, но схватилась за рукав Николая:

— Ну, давай, рассказывай!

— Дошел, значит, до колхоза… — тиская в руках глухаря, неуверенно заговорил Тогойкин. — Шел и шел все на восток. Целый день… Около полуночи пришел, значит, к одному дому. Старик там живет… нет, целая семья! Старик отвез меня в колхоз, в поселок. На старом коне повез, зовут его Басыкый…

— Ну, а дальше?

— Что дальше, Семен Ильич?

— Ну, приехали в поселок, а потом?

— Они уже знали, что мы приехали, — им сообщил мальчик.

— Какой мальчик? — поинтересовался Иванов.

— Да там один… Наверно, школьник…

— Короче говоря, сюда-то приедут? — с явным раздражением спросил Александр Попов.

— Пошли собирать оленей. А в райком… — Вспомнив, что в райком отправился Егор Джергеев, Тогойкин осекся. — Как только они соберут оленей, сразу же выйдут к нам… Погодите, я лучше сварю вот это. — Держа в одной руке бак, а в другой глухаря, Тогойкин устремился наружу.

— Он совсем с ума спятил! — злобно прошипел Фокин. — Никого он не встретил. Вот сожрет свою птицу и исчезнет…

— Перестаньте! — строго сказал Иванов и страдальчески сморщился. — Как вам не надоест, Эдуард Леонтьевич?

— Не Эдуард Леонтьевич, а капитан, товарищ капитан!

— Ну, пусть капитан, — голос Иванова смягчился. — Самое нужное он уже сказал. Нашел людей и еще глухаря притащил.

Фокин отвернулся и, посапывая, заворчал что-то себе под нос.

Тогойкин вытащил из-под снега остатки топлива, раздул костер и, поставив на огонь бак, набитый снегом, принялся щипать глухаря, пуская по ветру черные перья. Глухаря он разделал быстро, бросил его в бак, а сам присел на корточки у костра и, заслонив рукою лицо от огня, стал размышлять.

Встреча его с друзьями получилась какая-то странная. Сухо они его встретили, даже вроде и не обрадовались. Неужели они сердятся? Может быть, они считают, что он долго пропадал? Это он сам виноват, потому что говорить не умеет. Получилось так, будто дом старика где-то совсем близко и дойти до него ничего не стоило… А что же, он должен был говорить, как ему было трудно? Зачем же хвастать перед этими измученными людьми?.. И все-таки они встретили его холодно…

Николай улыбнулся, увидев идущих к нему девушек. Он сейчас все, все расскажет им и у них обо всем спросит.

— Как звать-то, говоришь, коня, на котором ты ехал в поселок? — спросила Даша.

— Коня? Басыкый! — с готовностью ответил Тогойкин. — А жеребчик Барылан…

— Басыкый, Барылан… — серьезным тоном повторила Даша, как бы стараясь запомнить клички лошадей. — А телят как?

Тогойкину этот вопрос не понравился, и, помолчав, он нехотя ответил:

— Не знаю… Не интересовался, товарищ Сенькина!

— Старый конь — Басыкый, молодой жеребец — Барылан… Выходит, жеребята — барыланчики… А люди, видно, там без имен? Хотя бы председатель колхоза или секретарь парторганизации!.. У колхоза нет, что ли, названия? Какой это колхоз? Где он? Когда за нами приедут? Сколько народу приедет? — Не обращая внимания на то, что Катя дергала ее за руку, Даша спрашивала все требовательнее.

«Почему она так? Смеется надо мной, что ли? Как это люди без имен? — недоумевая, размышлял про себя Тогойкин. — Например, старик Иван Титов, охотник Прокопий, председатель Тимофей Иванович, Акулина Николаевна, дети…»

Когда костер разгорелся слишком буйно и он потянулся пошуровать немного огонь, то с удивлением заметил, что девушки, тихо покачиваясь, поднялись на воздух и стали бесшумно отдаляться от него. Он собрал все силы, чтобы встать. А когда опомнился, девушки осторожно поддерживали его под руки и стояли они уже возле самолета. Он резко вскинул голову.

— Зайди отдохни, Коля, — мягко начала его упрашивать Катя.

— А Калмыкову глухаря…

— Ты один умеешь управляться с костром, ты один можешь сварить глухаря! — вспылила вдруг Даша. — А мы с твоим глухарем не справимся?

«Почему она все время сердится? Просто они обе пропадают от усталости. Но Катя терпеливее», — подумал он и, энергичными движениями освобождаясь от рук девушек, вошел в самолет.

Он не помнил, что, войдя в самолет, забормотал что-то невнятное и, медленно опустившись на пол, вытянулся и заснул…

Проснулся он оттого, что кто-то сильно дергал его за руку.

Вначале ему показалось, что в самолете суетилось много народу. Он сел. Нет, тут были только свои. Над баком клубился густой пар, в носу приятно щекотал бодрящий запах зеленой лиственницы.

Тогойкин, пошатываясь, вышел и начал тереть лицо снегом. Вася хлопнул его по спине:

— Ох и мировой же ты парень!

Вчера Вася пошел по его следам и принес куропатку, правда здорово исклеванную вороном. Но все равно они сварили суп с травами и листьями. Сегодня же вообще не ели. Масло боялись трогать… У Семена Ильича разболелась нога, и он всю ночь не спал. Минувшей ночью волки подходили совсем близко, к краю поляны. А вороны — ох и умны же эти сволочи! — с тех пор как Тогойкин ушел, совсем обнаглели и не отходят «от того места». Вася обрадовался, узнав, что Тогойкин одного прикончил. Фокин это время меньше цеплялся, подавал голос, когда хотел есть, пить или сходить до ветру. Все остальное время он лежал, отвернувшись к стенке.

— А впрочем, ну его! — Вася махнул здоровой рукой, будто отгонял муху. — А тебе далеко пришлось идти?