Николай Мординов - Весенняя пора

Где-то на склоне покрытого редколесьем высокого хребта — водораздела Нагыл-реки и Талбы-реки — под густыми кустами ерника и багульника робко журчит ручеек. Сначала он лишь кое-где обнаруживает себя меж кустов и кочек, но вскоре перестает прятаться и вот уже смело журчит в густой траве и блестит непрерывной узкой светлой полоской. Ручеек становится все более бурным и многоводным. Пройдешь верст десять — и он превращается в стремительный глубокий поток, который ревет, вырывает с корнями деревья, подмывает берега. Он с такой силой мчится издалека, будто тоже давно соскучился по своей прекрасной матушке Талбе. А мать-река любовно принимает резвого сына в свои спокойные объятия.

Сколько их, веселых и бурных потоков, радостно и торопливо бежит в объятия спокойной и величавой Талбы!

И вместе с ручейком, превратившимся в могучий поток, шли по таежной долине к себе домой Никита с матерью.

По мере приближения к родной реке само небо будто прояснилось, чище становился воздух, ровнее дорога.

Шли наши путники легко и весело всю ночь и следующие полдня. А к вечеру еще в самой гуще леса Никита почувствовал вдруг, что воздух как-то особенно, по-родному, стал влажным и свежим, и ощутил далекий запах хрустально чистой речной воды. У Никиты сладостно защемило сердце. Он был похож сейчас на молодого зверька, у него подергивались ноздри, горели глаза.

— Мама, я пошел! — бросил он матери и побежал вперед.

— Беги, родной мой… — Федосья смахнула ладонью пот со лба и переложила ношу с одного плеча на другое.

Лесная нерасчищенная дорожка вилась, огибая лесные трущобы и пади, обходя пни и буреломы. Никите казалось, что бежать по ней даже лучше, чем по ровной и прямой дороге. И мальчик бежал, подпрыгивая то на одной, то на другой ноге, всем существом своим ощущая приближение Талбы.

Вдруг между деревьями блеснула и сразу исчезла узкая, как лезвие косы, блестящая полоска. Вот она опять показалась, на этот раз чуть пошире, но снова исчезла.

Никита мчался все быстрее и быстрее вниз по склону, поросшему лесом. Мелькавшая меж деревьями светлая полоска воды становилась шире и больше. И вдруг открылась вся Талба!.. Очарованный, Никита остановился, жадно оглядывая просторы родной реки.

Неописуемо прекрасная Талба раскинулась перед ним во всю ширь. Сквозь чистую, прозрачную воду виднелось рябенькое каменистое дно, усеянное разноцветной галькой. Там, далеко на середине реки, брызнула над водой густая стайка серебряных рыбок и тут же исчезла, будто растаяла в воздухе. Мелькнул огромный таймень. А чуть поодаль резвились мелкие волны, сверкая множеством серебряных искорок, и казалось — вот-вот закипит вода. Это солнышко играло с рекой.

Противоположный, крутой берег высился вдалеке, красиво окаймленный грядой кудрявых ив. А под ивами вода лежала без движения, словно зеленый бархат. Над деревьями вздымались к небу поросшие лесом горы, цепь за цепью уходящие вдаль.

Прозрачный, чистый воздух, можно заметить малейшее движение ветки на том берегу. А над тайгой медленно и спокойно парит орел. И будто ясно видны отсюда его могучие чешуйчатые крылья, изогнутый клюв, пронзительные глаза.

О простор, тишина и величие! Как отрадно видеть все это после долгой разлуки с родными местами!

Никита сорвался и побежал вниз по покатому берегу. Потом, стараясь остановиться, но по инерции продолжая бежать, он мелко-мелко засеменил ногами и с размаху шлепнулся у самой воды. Быстро стянул с себя и отбросил в сторону торбаса, сорвал одежду, вскочил на ноги и с разбегу бросился в воду, только мелькнула в воздухе его худая мальчишеская спина.

Беспрестанно хлопая по воде руками и ногами, Никита нырял и барахтался, рассыпая вокруг себя светлый бисер брызг. А потом устал, лег на спину и, беззаботно покачиваясь, словно в люльке, закрыл глаза, отдавшись течению.

Вдруг он услышал невнятный крик.

Никита открыл рот, вытаращил глаза и прислушался. Высокие горы эхом вернули слова его матери: «Милый, довольно!» Мальчик перевернулся на живот, нырнул, снова показался на поверхности и, легко размахивая руками, поплыл к берегу.

Федосья вымыла лицо, вытерлась платком, пригоршней напилась. Когда одетый Никита прибежал к ней с торбасами под мышкой, она сказала:

— Вот и пришли мы к своей Талбе!

— Пришли, мама, пришли… — И Никита запрыгал, стараясь согреться после купанья.

Вскоре они достигли Дулгалаха. На месте их бывшей юртенки торчало четыре столба. Рядом громоздилась изба Веселовых. Мать с сыном постояли у столбов и пошли посреди покоса, огибая озеро. Им показалось, что Дулгалах в этом году порос особенно густой травой.

— Может, и вернут нам на этот раз нашу землю, если там и впрямь победили, — пробормотала мать.

— Неужели ты не веришь! — воскликнул сын. — Наши всегда победят, я сам их небось видал. Огненные люди! Особенно Серго. Он попросил у Ленина войска, чтоб не очень-то наши богачи зазнавались.

— Будто ты в Москве был и сам все слышал! — засмеялась Федосья, ласково поглядывая на сына.

— Пусть не слышал, а все равно знаю! Теперь богачи шиш нас обидят!

Несколько верст до Глухого они прошагали незаметно, и, когда солнце садилось за верхушки деревьев, мать и сын увидели свою крохотную юртенку.

Никита бросился вперед и влетел в юрту с криком:

— Здравствуйте! Наши победили! Земля наша! Сторонись, богачи!

— Ура! — воскликнул оказавшийся здесь Эрдэлир и, вскочив на ноги, захлопал в ладоши.

Афанас еще не возвращался из Нагыла, и Никита действительно первым принес весть о взятии города большевиками.

Когда улеглась радость встречи, Никита бросил торбаса под нары и побежал к Егоровым, чтобы поскорей увидать Алексея, который отправился к бабушке.

Но Алексей сам шел ему навстречу и на ходу беззаботно кидался сучками. Увидев брата, он вспыхнул, улыбнулся, но, сделав вид, что не замечает его, опустил глаза. Никита же бросился в сторону и быстро улегся за пень. Когда Алексей проходил мимо, Никита фыркнул. Алексей остановился и, будто не понимая, в чем дело, стал оглядываться, потом подошел к пню и слабо ударил по нему прутиком.

— Кто здесь?.. Э, да это ты, оказывается! — сказал он деланно равнодушным тоном.

От волнения мальчики не могли и слова вымолвить и молча пошли рядышком по лесной дороге.

— А мы ведь вернулись, — тихо сказал наконец Никита.

— Вернулись? — переспросил Алексей. — А я за нашей юртой в лесу нашел птичье гнездышко и отковырял для тебя из стен егоровского амбара на целый заряд дробинок… — начал было рассказывать он.