Николай Мординов - Весенняя пора

— Ай да старуха! Твоих-то, Никита, под залог взяла! — рассмеялся во дворе Семен Трынкин. — Ну-ка, садись сюда, красавица! — прикрикнул он на Анастасию. — Уж больно брови хороши! Эх, разок поцеловать бы такую, да и сдохнуть!

— Нельзя, Семен!.. Такие мысли при себе держи, — проворчал Сюбялиров.

К Егоровым Никита не зашел, почему-то боясь увидеть свою бабку, и остался у саней. Вскоре из дома выскочила одетая в длинную доху Марина.

— Я, что ли, присоветовала Роману стать бандитом! — негодовала она. — Вот увижу его, кривоногого черта, всю морду ему исхлестаю!

Вышедшая на крыльцо Варвара Косолапая постояла, подобрав рваный подол, помолчала, вглядываясь в темноту, и вдруг крикнула:

— Вы, милые, случаем не видали в Нагыле здешнего мальчика Никитку?

— Нет! — с готовностью ответил словоохотливый Трынкин, не подозревая, о ком идет речь.

— Если увидите, скажите, чтобы тотчас возвращался.

— Ладно!

Когда на рассвете вернулись в ревком, там сидела Федосья.

— Никита! — бросилась она обнимать и целовать своего любимца.

— Не надо… — смущенно шептал Никита, боясь, что и сам сейчас заплачет, и стыдясь товарищей, а особенно угрюмого Кадякина.

— Пойдем, Никита, домой… Я тебя не отпущу. Ты еще маленький…

— Он теперь красный боец, мобилизованный, — задорно сказал Трынкин.

— Кем?

— Партией ленинских коммунистов.

— Погоди, — вдруг оживилась Федосья и, оставив Никиту, подошла к Сюбялирову. — Это кто? Никак Егорка?.. Отпусти моего сына!

— Не Егорка, а товарищ Егор Иванович Сюбялиров, — поправил Федосью Семен. Потом он указал на мертвого Эрдэлира: — Вот, видишь, какие дела… Одного мамка не отпустит, другого — жена, третьего — дочь. А тем временем бандиты… Нет, мать, он комсомолец.

— Неужто ты, Федосья, хочешь, чтобы сыну твоему всю жизнь стыдом гореть за то, что он не помог своему народу в трудный час? — начал Сюбялиров. — Был, значит, комсомольцем, а сам спокойно смотрел, как бандиты убивали наших людей, старались разрушить нашу советскую власть.

— Я бы и сама им отомстила за Эрдэлира, если б только могла, — задумчиво прошептала Федосья и, взглянув на сына, ласково добавила: — Иди, милый мой Никита, иди дорогою наших людей. Только… только береги себя.

— Ну конечно! — Никита обнял и поцеловал мать; на душе у него сразу стало легко и свободно.

Утром хоронили Эрдэлира у восточной окраины Кымнайы, на бугре. Несмотря на крепкий мороз, народу собралось много. А ведь прежде не только что на могилу, даже из юрты не выходили в день чьих-либо похорон — так боялись блуждающей души покойника.

Сюбялиров произнес взволнованную речь, призывая народ отомстить бандитам, а перед тем как опускать гроб в могилу, встал на колени и поцеловал покойника в лоб.

Многие плакали навзрыд. Особенно убивался и громко кричал сторож ревкома старый Тосука:

— Убили нашего сына! Будь они прокляты!..

Над могилой Эрдэлира укрепили красный флажок.

После похорон Никита и Найын выехали с арестованными женщинами в Нагыл. С ними же упросилась и Майыс — она ехала мстить бандитам за Эрдэлира.

А Сюбялиров с Семеном Трынкиным и Кадякиным отправились в Быструю — выручать из беды охотчан.

Через несколько дней Лука Губастый, Тишко и их сообщники встретили в пути большую бродячую банду и, объединившись с ней, вернулись в Талбу. У них уже насчитывалось около сотни вооруженных людей. Они называли себя «белым войском». Командовал Тишко, которого величали теперь «капитаном», а Лука Губастый был у него «начальником штаба». Обосновались бандиты в здании талбинской школы, над воротами которой они вывесили свой сине-черно-красный флаг.

Первым делом Тишко выслал на тракт за пятнадцать верст трех солдат под командованием Павла Семенова. На более отдаленную летнюю дорогу, по которой зимой проходили лишь редкие пешеходы да охотники, тоже отрядили двух солдат. Таким образом, путь в Нагыл был перерезан. На восток, откуда должны были прибыть охотчане, выслали разведку.

Иван Малый и Гавриш в тот же день вышли на лыжах в свое укромное таежное зимовье, откуда Иван Малый, как более опытный лыжник и скороход, намеревался по снежной целине пробраться в Нагыл.

Бандиты чувствовали себя хозяевами в наслеге. Они грабили, бесчинствовали, арестовали Матвея Мончукова и Ефима Угарова, присланных сюда волревкомом за сеном, заготовленным для государственных нужд, и разрушили могилу Эрдэлира. Но вот разведка донесла о приближении отряда охотчан. Лука спешно собрал свое войско и устроил засаду на высоком берегу Талбы, в трех верстах от своего штаба.

Уже сгущались сумерки, когда Сюбялиров, Семен Трынкин и один из охотчан — русский красноармеец Василий — остановили коней на восточном берегу Талбы, чтобы понаблюдать за противоположным берегом. Весь обоз остановился на привал верстах в трех от наслега.

Отправляясь в разведку, Сюбялиров предупредил охотчан, что если они услышат перестрелку, пусть немедленно возвращаются в Быструю.

Густо валил снег, кругом было тихо, и разведчики ничего подозрительного не заметили. Тогда они спустились с горы и цепочкой выехали на лед, сохраняя некоторое расстояние друг от друга.

Они уже почти пересекли реку, как вдруг снежный гребень перед ними словно ожил и выдохнул треск и пламя. Лошадь Сюбялирова отчаянно прыгнула в сторону, и всадник вылетел из седла. Это, очевидно, и спасло его. Оглушенный падением, он не мог подняться, но видел, как бандиты бежали вниз по склону за краснорожим Лукой, как застыли на снегу его товарищи Трынкин и Васек, как его конь, из груди которого била алая струя, присев на задние ноги, передними колотил лед. Потом Егор пополз в сторону и, продравшись сквозь густые заросли тальника, поднялся на берег. Там он спрятался в кустах, лихорадочно думая: услышали ли охотчане перестрелку и как ему теперь сообщить о происшедшем в ревком?

До Сюбялирова доносились отрывистые распоряжения Луки:

— …Раненого Семена Трынкина не убивать, оставить для допроса… В сторону Быстрой выслать дозор… Троим солдатам остаться, сделать прорубь и спустить мертвых большевиков в реку, а убитых лошадей отвезти в штаб на мясо…

Потом Лука с приближенными ускакал. Спустя некоторое время в том же направлении, громко разговаривая, прошло много людей.

Наступила глухая тишина. Желтая кукша неслышно опустилась возле Сюбялирова и удивленно повертела головой. Пролетели с криком две вороны.

Сумерки быстро сгущались, шел густой снег.

Когда совсем стемнело, Сюбялиров двинулся прямо по целине на запад, стараясь срезать большую излучину Талбы. Он проходил сквозь застывшие в снежном покое лесочки, пересекал заросшие кустарником кочковатые поляны, оставлял в стороне какие-то тропинки, по которым возили сено или ходили к проруби. Он шел напрямик.