Николай Мординов - Весенняя пора

Вернувшись в наслежный ревком, Эрдэлир сказал, чтобы без него никто не уезжал, он только заедет домой.

Дмитрий вышел на улицу, вскочил на первого попавшегося коня и поскакал к Ивану Малому, предупредить его о своем отъезде, да заодно решил попрощаться с семьей.

Часа через два, когда Эрдэлир вернулся, ревкомовский сторож, глухой старик Тосука, вручил ему записку от Луки. Но прочесть ее Дмитрий не мог. А старик долго и сбивчиво мямлил что-то, будто Лука, уезжая, говорил: пусть, мол, Эрдэлир, не едет за ними, потому как в наслеге сейчас тревожно.

Проскакав верст двадцать по дороге в улус, Эрдэлир соскочил с измученного коня и в предрассветных сумерках стал изучать следы под ногами. Талбинцы тут явно не проезжали. Тогда Эрдэлир поскакал обратно и версты через три-четыре обнаружил то, что искал. Многочисленные следы конских копыт сворачивали с дороги в сторону безлюдной тайги!

«В Нелькан, собаки! К бандитам!..» — промелькнула в его голове догадка.

И Эрдэлир решил не возвращаться в наслег и не ездить в улус. Он принял самое смелое и самое рискованное решение: надо догнать талбинцев и с помощью обманутых Губастым людей арестовать самого Луку и его сообщников и доставить их в Нагыл.

Вскоре Эрдэлир уже скакал за беглецами на другом коне. Он выменял его у встречного охотника, которому оставил своего уже окончательно загнанного жеребца.

А отряд Луки, отъехав всего верст пятнадцать от тракта, остановился на привал. Люди столпились у костра, над которым висели чайники и котелки со снегом. К этому времени некоторые, почуяв недоброе, уже стали возражать против изменения маршрута.

— Да что вы! — говорил Лука. — Если сейчас явимся в наш улус, всем нам конец. С Афанасом, сами знаете, шутить нельзя: он и меня ненавидит, и Тишко, и Егорова, и Семенова. Я ведь решил вас спасти. Поедем в другой улус, а оттуда пошлем телеграмму в губревком. Когда губревком отменит распоряжение Афанаса, тогда и вернемся.

— А почему нельзя послать телеграмму из нашего улуса? — настаивал Гавриш.

— Дурак! Нагылцы телеграмму нашу обязательно перехватят! — кричал Тишко на ломаном якутском языке. — Пока дело дойдет до губревкома, нас всех успеют перестрелять.

— А если губревком не отменит?

— Тогда проедем в Усть-Маю, к тунгусам. Там собираются все якуты, которых обидела советская власть, — мелко сыпал словами Семенов, быстро ворочая круглой головой. — Но, думаю, пожалуй, отменит.

— Помните, я с вороном в дороге говорил, — скрипел шаман, бросая в огонь масло. — Мой ворон кричал: «Поедете в Нагыл — клевать мне вашу печень! А поедете другой дорогой — спасетесь!»

— Почему мы не подождали Эрдэлира? Почему поехали без него? Нет, тут что-то не так, — не унимался Гавриш.

Случайно обернувшись к дороге, он вдруг воскликнул:

— Да вот и он!

Тут все увидели подъезжавшего на взмыленном коне Эрдэлира.

Из толпы сразу вышел Роман Егоров и, покачиваясь на своих кривых ногах, направился к Дмитрию.

— Вот и хорошо, что приехал, — заговорил он. — Отдохни, потом советоваться будем. Слезай с коня да погрейся.

Тишко и Губастый отошли в сторонку и о чем-то пошептались.

— Давайте-ка попробуем эти ружья да посостязаемся в меткости! — громко сказал Тишко. — Во-он по тому голому пню, — добавил он, вскидывая берданку.

Раздался выстрел, и Гавриш побежал по сугробу в сторону цели — выяснить результат. Он довольно долго возился там, а потом крикнул, что пуля прочертила снег на целых два шага от пня.

— А ну-ка я! — Эрдэлир быстро выхватил у Луки берданку и тоже выстрелил.

— Убьешь! — успел только крикнуть Гавриш, мигом повалившись в снег. Но тут же он вскочил и, тыча пальцем в пень, торжествующе заорал: — Есть! Прямо в середину! Ай да Эрдэлир! Иди взгляни…

— Есть! — подтвердил прибежавший к пню с карабином в руках Дмитрий и горячо зашептал Гавришу на ухо: — Видно, Лука и Тишко к бандитам задумали податься, их надо арестовать.

А в это время Лука, подмигнув Тишко, взял у него карабин и стал медленно целиться в пень. Эрдэлир успел еще шепнуть Гавришу: пусть он возьмет у Луки карабин, будто зарядить его, пока Губастый пойдет проверять свое попадание. Но выстрел раздался прежде, чем Гавриш успел добежать до людей.

— Бандит! — крикнул Эрдэлир и рванулся к саням, где лежали укрытые под сеном ружья.

Он повалился на сани и, уже сползая на землю, стал судорожно поднимать карабин, глядя на Луку немигающими, страшными глазами. Но подбежавший сзади Тишко выстрелил из нагана ему в спину. Дмитрий выронил оружие, и тело его медленно съехало на снег. Хрипя и обливаясь кровью, он все еще силился поднять пустые руки, держа их, как при выстреле.

Охваченные ужасом люди заметили мелькнувшего между деревьями всадника только после того, как вдогонку ему один за другим хлопнули два выстрела: это Тишко впустую бил из нагана. А Лука, рыча от злости, дергал заевший затвор осекшейся берданки.

Так ускакал Гавриш на знаменитом рысаке Веселовых Уланчике.

— Брось! — остановил Лука проявившего неожиданную прыть Тишко, который трясущимися руками старался отвязать своего коня. — Все равно не догонишь! — И он обратился ко всем: — Эрдэлир хотел кое-кого из нас застрелить здесь, а остальных угнать в Нагыл. Да не вышло! Зато теперь мы все в одной крови искупались, и не будет нам от советской власти пощады. Одно нам остается — пробираться к тем, кто борется против красных.

— Теперь-то мы спаслись! — захрипел шаман Ворон, безумно закатывая глаза. — Великая всемогущая богиня Айысыт кровью одного Эрдэлира выкупила нас всех у смерти.

Павел Семенов и Роман Егоров не скрывали своей радости. Но остальные, потрясенные происшедшим, молчали. Далекие от понимания истинного смысла событий, они слепо вверили свою судьбу Луке Губастому.

Вот двое из них, мрачно посмотрев друг на друга, подняли окровавленное тело Эрдэлира и отнесли его в сторону. Остальные поспешно опрокинули на огонь котелки и чайники, и вскоре весь отряд снялся со стоянки.

Гавриш прискакал в ревком со страшной вестью.

Сразу же было решено выехать всем к месту происшествия. Взяли и Никиту Ляглярина, чтобы на месте составить акт.

Тело Эрдэлира нашли в стороне от стоянки бандитов, под кучей запорошенного снегом хвороста. Он лежал на спине, прижав правую руку к левой стороне груди, где во внутреннем кармане заношенной гимнастерки нашли его прострелянный и слипшийся от крови партийный билет.

Выводя дрожащей рукой корявые буквы и роняя на бумагу слезы, Никита составил акт, под которым поставили закопченную над дымом тлеющей бересты печать.

Ревкомовцы уложили своего председателя на сани и тронулись в горестный обратный путь. Когда выехали на тракт, Никита стал проситься, чтобы его отправили в Нагыл с донесением. Тут только сообразили убитые горем друзья Эрдэлира, что о случившемся необходимо сообщить в улус. К седлу Уланчика привязали туго свернутую охапку сена, окровавленный партбилет Эрдэлира бережно завернули и вручили Никите. Он вскочил на коня и умчался. Остальные двинулись дальше по той самой дороге, по которой не раз скакал никогда не унывающий, всегда деятельный и веселый Эрдэлир.