Николай Мординов - Весенняя пора

Вскоре из Нагыла прибыл вместе с милиционером глава улусного комитета общественной безопасности Никуша Сыгаев. Он пересчитал и переписал все «незаконно заготовленные копны» и, под страхом ареста, заставил людей подписаться под обязательством «не трогать спорного сена впредь до законного выяснения дела».

Потом, на общем собрании наслега, которое происходило под открытым небом, Никуша Сыгаев притворно расхваливал людей, «осознавших свои ошибки», и не менее притворно ругал Луку «за нетвердое руководство наслегом и попустительство неразумным действиям». Он даже грозился отдать Губастого под суд.

Эрдэлир и Иван Малый, предварительно сговорившись с Афанасом, заявили, что они всего лишь выполняли указания главного доверенного от бедноты. Зато сам Афанас выступил с горячей речью.

— Как ворон ворону глаз не выклюнет, — начал он, — так и Сыгаев никогда с Веселовым не рассорится, и вообще все это один обман…

Под негодующее шипение богачей и попа он закончил:

— Но недолго осталось вам измываться над нами, все равно земля будет наша и власть будет наша, все равно мы победим!

Никуша Сыгаев, «улусный голова новой власти», как его многие называли по старой привычке, составил на Афанаса акт и хотел арестовать его, но тут выскочил вперед маленький рыжий Найын.

— Прошу арестовать нас всех! — зазвенел его высокий тенорок. — Мы все согласны с Афанасом! — и Найын устремился обратно на свое место.

Затем выросла огромная фигура Тохорона. Тяжело ворочая языком, он прогудел:

— Это… правда…

— Верно! Мы с ним согласны! — приподнялся Егордан.

Лука, с трудом остановив все нараставший гул, заговорил, размахивая огромным кулачищем. Он сказал, что сердце у него обливается кровью при мысли, что Афанасу, с которым они вместе росли, грозит сырая тюрьма.

— Низко кланяюсь вам, глубокоуважаемый Николай Иванович, и прошу вас повременить с арестом Афанаса. Низко кланяюсь и сознаю свою вину в том, что, жалея людей, я невольно способствовал нарушению общественного порядка, — закончил Лука свою речь, и в самом деле отвешивая низкие поклоны Никуше Сыгаеву.

— Не нужна мне ваша милость! — закричал Афанас. — Я все равно не перестану бороться за народ!

Взбешенный председатель волостного управления Никуша Сыгаев и милиционер вскочили на оседланных коней и ускакали, оставив собрание в полном недоумении.

— Все из-за вас, смутьянов! — причитал Лука, провожая глазами начальство. — Все из-за вас! Боюсь, что меня и впрямь скоро арестуют за мою доброту…

Послышались слова благодарности, обращенные к Луке, который избавил Афанаса от тюрьмы.

— До чего же вы доверчивы! — восклицал Афанас. — Ведь они сговорились. Все это одно притворство. Они поняли, что добром вы меня не отдадите.

— И то правда… — прогудел Тохорон.

— Когда-то мы, лесорубы, тоже были недовольны господами, а погиб один русский парень Ванька Орлов, — горестно заговорил Найын, вспомнив своего старого друга, работавшего с ним в артели. — Так и теперь: все вроде недовольны, что земля по-прежнему, у богачей, а в тюрьму чуть не отправили одного Афанаса.

А Лука Веселов с багровым от напряжения лицом отдувался, подбирая отвислую губу, вздыхал и ежился под взглядами людей.

До поры до времени все оставалось по-прежнему, но с первым снегом пришло распоряжение улусного комитета «вернуть законным владельцам незаконно заготовленное сено». И Федор Веселов, перекочевавший по обыкновению на зиму в Дулгалах, забрал все сено, скошенное Лягляриными.

Богачи отказывались нанимать батраков на новых условиях, выработанных во время кратковременного пребывания учителя в наслеге, но бедняки, которых поддерживали доверенные во главе с Афанасом, тоже не уступали. Многим приходилось терпеть нужду и всяческие лишения. Люди жили скученно, по нескольку семейств в одной юртенке. Так, на маленькой лесной полянке, между двумя великими равнинами Кэдэлди и Эргиттэ, в затерянной крохотной юртенке Лягляриных, кроме семейства Егордана, теперь ютился еще со всеми своими детьми немногословный Тохорон. Перебрался сюда и слепой Николай, сын Туу.

В городе шла отчаянная борьба Якутского Совета рабочих депутатов с областным комиссаром Соловьевым и его сообщниками — эсерами и меньшевиками. В августе забастовали матросы купеческого парохода «Акепсин». Забастовка угрожала перекинуться и на другие пароходы.

Областной продовольственный комитет и городская продовольственная управа, находившиеся под влиянием большевиков, объявили хлебную монополию и твердые цены на мясо и масло. Городская буржуазия, равно как и сельская, подняла по этому поводу неистовый вой. На имя областного комиссара поступали бесконечные резолюции всевозможных комитетов и советов буржуазии, требующих немедленной расправы с большевиками — «нарушителями общественного порядка». Страдальчески жаловался и причитал эсеровский комитет охраны революции, негодовал тойонатский национальный комитет, предводительствуемый толстым адвокатом Никаноровым. Изощрялся в устном и печатном красноречии союз федералистов во главе с якутским купцом-миллионером Филипповым. Образовалось множество партий, советов, союзов буржуазии. И хотя назывались они по-разному и газеты у них были разные, но дела их были одинаково грязны, все они одинаково ненавидели большевиков.

Областной комиссар Воробьев подписал своей холеной рукой приказ о роспуске продовольственного комитета и аресте трех большевистских членов городской продовольственной управы.

В следующую ночь во время речи комиссара на заседании, посвященном организации нового продкома из эсеров, трижды мигнув, погасло электричество. Пока комиссар, досадуя на нерасторопных служителей, замешкавшихся со свечами, нервно постукивал пальцем по столу, сообщили, что забастовали рабочие электростанции, требуя освобождения продкомовцев-большевиков. А наутро забастовали рабочие типографии.

В один из студеных ноябрьских дней в Якутск пришла весть о победе Октябрьского вооруженного восстания… Город забурлил большевистскими митингами и демонстрациями. Повсюду распространялись листовки с призывами великого вождя социалистической революции Владимира Ильича Ленина.

«Товарищи трудящиеся! — громко читали люди на улицах и в школах, в учреждениях и на митингах по-русски и по-якутски. — Помните, что в ы с а м и теперь управляете государством. Никто вам не поможет, если вы сами не объединитесь и не возьмете все дела государства в с в о и руки. В а ш и Советы — отныне органы государственной власти, полномочные, решающие органы. Сплотитесь вокруг своих Советов. Укрепите их. Беритесь сами за дело снизу, никого не дожидаясь… Товарищи рабочие, солдаты, крестьяне и все трудящиеся! Берите в с ю власть в руки с в о и х Советов».