Николай Мординов - Весенняя пора

— Не пугай! Нету теперь твоего царя! — громко сказал Егордан, повернувшись в ту сторону, куда ускакал Лука.

— Царя не стало, но это еще не все: остались буржуи, угнетатели народа! — гневно заговорил учитель.

Он рассказал о том, что, как только уехали ссыльные большевики, власть в области захватили меньшевики и эсеры — враги большевиков. С ними заодно и некоторые образованные люди из якутских буржуев. Крестьянско-инородческая комиссия, которой руководят богатые и образованные якуты — такие, как купец Филиппов и адвокат Никаноров, — внесла предложение не возобновлять заседаний съезда крестьян. Они боятся, что народ будет требовать распределения земли не по богатству, а по числу едоков в семье.

— Я их обоих знаю! — неожиданно вмешался в разговор Никита и спрыгнул с изгороди, где до сих пор сидел и с мальчишеской беспечностью болтал босыми ногами.

— Не мешай, сынок, учителю…

— Нет, Никита, рассказывай, — остановил учитель Егордана.

— Я знаю их, — начал Никита, — я их на съезде видел. У Никанорова усищи — огромные, а живот — во! — И Никита выставил далеко перед собой руки. — Настоящий буржуй! Недаром рабочий из его наслега Попов говорил на съезде, что он из буржаков самый и есть буржак первый. Как раньше был самым страшным у них угнетателем, так и сейчас остался. А Филиппов такой зверь, что меня на улице кнутом стеганул и, если бы не Иван Воинов и Сергей Петров, совсем бы меня забил. Ну, словом, буржаки, да еще похлеще наших Сыгаевых.

— А кто твои спасители? — спросил Иван Малый. — Видно, сударские. Небось тоже уехали?

— Нет, не сударские. Они учатся в городе. Воинов — русский, а Петров — якут.

— Понятно. Тут, видно, дело такое: люди по достатку сходятся. Богатые — сообща, и бедняки тоже вместе, — вслух соображал Эрдэлир. — Молодец, Никита! — неизвестно за что похвалил он мальчика. — А теперь продолжай, Иван Васильевич.

— Царя нет, это правда, — продолжал учитель. — Но ведь власть-то захватили буржуи и капиталисты. Богатые по-прежнему угнетают бедных. По-прежнему земля в руках богачей, по-прежнему народ проливает свою кровь на войне, затеянной царем. По-прежнему у власти богачи-тойоны. В улусной управе не стало головы Едалгина, так появился Никуша Сыгаев. В наслеге нет князя Сыгаева, зато есть Лука Веселов. Видели, как он рассвирепел, узнав, что бедняки подумывают о земле? С богачами надо бороться!

— Надо! — крикнул Эрдэлир. — Я давно говорю, что надо!

— Надо, а как? — пробормотал медлительный Тохорон.

— Вот Егордан уже борется: он решил отобрать у Веселова свой Дулгалах.

— Я ни с кем не борюсь, — заявил Егордан, — я беру только свою землю!

Как ни старались учитель и Афанас втолковать Егордану, что требовать свое, значит бороться против угнетателей, однако он стоял на своем.

— Я не борюсь, — повторял он, — я беру только то, что у меня отняли насильно по кривому закону царя. А раз нет царя — значит и законов его не стало.

Кириллов пробыл у своих только неделю. У него ежедневно собирались люди, и непринужденная беседа всегда переходила в собрание. Учитель пытался даже организовать союз батраков и бедноты, но только Афанас, Эрдэлир, Иван Малый и Найын согласились вступить в этот союз, остальные не решались. Когда же Кириллов зачитал и разъяснил постановление съезда крестьян о восьмичасовом рабочем дне и об установлении одного дня отдыха в неделю, все шумно одобрили это решение.

В городе, по словам учителя, кроме власти областного комиссара, стоящего за интересы буржуев, существовал также Совет рабочих и солдатских депутатов, который защищал интересы угнетенного народа.

Узнав обо всем этом, батраки Талбинского наслега выработали следующие условия труда:

Работать у богачей не более восьми часов в день; воскресенье — день отдыха.

Работа сверх восьми часов оплачивается в полуторном размере, работа в праздники — в двойном.

За семь зимних месяцев батраки получают по рублю; за сентябрь и май — по полтора рубля; за три летних месяца — по два рубля. Значит, за год батрак получит целых шестнадцать рублей, тогда как раньше, работая от зари до зари, лучший батрак получал всего пять-шесть рублей.

Богачи должны платить и своим так называемым «приемным детям», то есть наиболее бесправным батракам. Все сенокосные подряды, взятые у богачей, выполняются только наполовину. Долги оплачиваются без процентов и только за последние три года.

В случае непринятия богачами этих условий всем сразу отказаться от работы и от оплаты долгов.

Решено было также церковную землю раздать безземельным крестьянам: сыну Туу — слепому Николаю, батраку Романа Егорова Найыну, многодетному Тохорону и другим.

Доверенными от бедноты назначили Афанаса Матвеева, Дмитрия Эрдэлира и Ивана Малого. Но когда дело дошло до подписей под решением, большинство бедняков побоялось подписаться.

— Посадят в тюрьму — кто будет за моими детьми приглядывать… — ворчал Тохорон.

— Мне ничего не надо, кроме Дулгалаха, — говорил Егордан Ляглярин. — А Дулгалах я возьму и без протокола, потому сейчас и сам царь Николай — не царь, и голова Едалгин — не голова, и князь Сыгаев — не князь.

— Но ведь вместо царя сейчас буржуи, вместо головы — Никуша Сыгаев, вместо князя — Лука Губастый. Ведь остались те же Сыгаевы, Егоровы, Семеновы, — убеждали его Афанас, Эрдэлир и учитель.

— Мне только мой Дулгалах нужен, — упрямо твердил Егордан. — Кто вместо царя, я не знаю, это далеко от меня. А Никуша Сыгаев песни против царя пел, это я сам слышал. Ну и Лука не Иван Сыгаев… Одним словом, мне только Дулгалах нужен.

— Егордан прав. Недаром уму якута сам царь дивился, — завел свое Бутукай. — Царь спрашивает у якута: «Чем живы?» А якут отвечает ему: «Землей…»

Но Андрею, как всегда, не дали договорить его притчу.

Протокол, подписанный горсточкой смельчаков — Афанасом, Эрдэлиром, Иваном Малым, Найыном и другими, учитель вызвался доставить в совдеп. Через несколько дней он собирался отправиться в Якутск. Однако ночью за ним явился милиционер из улусной управы, и к утру Ивана Кириллова в Талбе не оказалось. Перед отъездом он успел лишь сунуть растерянной матери записку на имя Афанаса:

«Меня отправляют в город, наверное в тюрьму. Не теряйте мужества. Делайте все, как решили. Постараюсь по дороге сбежать. Всем поклон…»

В наслеге наряду с комитетом общественной безопасности, возглавляемым Лукой Веселовым, начали свою работу доверенные от бедноты во главе с Афанасом. Минуя наслежную власть, они выдавали малоземельным и безземельным крестьянам записки, в которых значилось: фамилия и имя того, кому выдана записка, число членов его семьи, название выделенного покоса и количество убираемых там копен. Таким образом доверенные распределили участки богачей и церковные владения.