Николай Мординов - Весенняя пора

Зачарованно глядел на него Никита, позабыв о псалтыре и о самом покойнике.

Несколько цветков Михаил отложил в сторону — видно, забраковал. Потом он осторожно разложил цветы вокруг лица покойника. И лицо Григория, обрамленное венцом из живых цветов, будто вдруг ожило. Михаил постоял, глядя на брата, потом тихо сказал:

— Приносил я ему перед его кончиной подснежники. Сильно обрадовался тогда он и сказал: «Расцвели уже?.. Побольше нарви, когда помру, и положи вокруг лица, ладно?» Ну вот… — Он поцеловал брата и, медленно отходя, прикрыл рукой глаза и затрясся в беззвучном рыдании.

Человека, который плачет, считают слабым. Но не всегда это так. Сердце, которое не плачет от печали и не смеется от радости, — оно как сгнившее полено, которое не горит, не дает тепла и света…

Григория похоронили в церковной ограде.

Вскоре Роман Егоров стал законным опекуном своего несовершеннолетнего племянника и неимоверно разбогател. Он выделил Харитине трех коров и двух лошадей, ровно столько, сколько она когда-то получила в приданое от своих родителей, и отвез ее в Нагыл, к родным.

Сыгаевы, лишившись княжества в наслеге, а также потому, что сын их Никуша работал теперь в улусном комитете общественной безопасности, тоже переехали в свою родовую усадьбу в Нагыле. Весь товар из своей лавки они продали Роману. А Роман открыл собственную лавку и стал торговать вовсю — на Талбинский и соседние наслеги. Осиротевшего племянника он перевез со всем богатством к себе и назначил его «писарем своих торговых дел».

Приехал из города на летние каникулы учитель Иван Кириллов. Он привез несколько экземпляров большевистской газеты «Социал-демократ». В тот же день собрались бедняки и батраки, и беседа стихийно превратилась в митинг.

Учитель рассказал, что перед его отъездом ссыльные большевики уехали в Петроград по вызову самого главного руководителя и учителя большевиков Владимира Ильича Ленина. Они поехали, чтобы довести до конца борьбу против городских и деревенских буржуев. Трудящиеся тепло проводили их.

— Ну, хорошо, они уехали, а как нам дальше быть без них? — заволновался Дмитрий Эрдэлир.

— Как быть? Надо работать, надо бороться! Они там нужней, пусть помогают Ленину громить главных буржуев, — говорил Афанас.

— Пока они там будут громить, — не унимался Эрдэлир, — нас здесь съедят…

— Не ты ли, Эрдэлир, говорил, что мы сами должны встать против князя, а русским, мол, надо свалить царя? — напомнил ему Егордан.

— А помнишь, — оживился Афанас, — мы тогда говорили, что князей да голов надо с корнем вырывать, а корень-то в Петрограде. Не в одном царе, видно, дело, надо еще с главными буржуями разделаться.

— Ай да молодец, Афанас! — громко порадовался учитель и прочел из газеты прощальные письма и приветы от уехавших:

«Настало время собрать воедино распыленные, разъединенные силы якутских бедняков, — писали перед отъездом ссыльные большевики. — По всем улусам, наслегам, селениям — собирайтесь, рабочие, собирайтесь, бедняки, все угнетенные, все обездоленные!»

— Вот-вот! Надо собираться! — Эрдэлир вскочил на ноги, готовый сейчас же бежать за народом.

— Тише ты! Не мешай, — успокаивал его Афанас. — Читай дальше, учитель!

— «Прощай, страна изгнания, страна-родина, — читал Иван Кириллов. — Да здравствует великая Российская революция! Да здравствует всемирная революция! Да здравствует социалистическая революция!

— Ура! — неожиданно закричал Афанас.

Он вскочил и вдруг громко захлопал в ладоши, будто находился на огромном митинге и не учитель читал эти прощальные слова, переводя их на якутский язык, а говорил сам Серго.

За Афанасом поднялись и остальные. Молодежь начала аплодировать.

— «За нами идет свежих ратников строй, на подвиг великий готовый», — прочел учитель слова Емельяна Ярославского.

— Слыхали?! — восторженно крикнул Афанас.

— Слыхать-то слыхали, только вот откуда идут эти люди? — спросил Егордан, когда все снова уселись. — Пошлют их, что ли, из России взамен уехавших?

— Конечно, — сказал учитель, — пошлют, когда там окончательно сломят сопротивление угнетателей. Но и нам не следует сидеть сложа руки и ждать, пока придут другие и все за нас сделают. Слышали, что говорят уехавшие большевики? «По всем улусам, наслегам, селениям — собирайтесь, рабочие, собирайтесь, бедняки, все угнетенные, все обездоленные!» Вот я и приехал собирать бедняков на борьбу с угнетателями.

— Почему только одних бедняков? Надо всем наслегом собраться, — заявил подъехавший в это время председатель наслежного комитета общественной безопасности Лука Веселов. Он слез с коня. — Не надо делить людей на бедняков… и прочих… Здравствуй, Иван Васильевич… Как-никак, а в наслеге председатель я. Поговорил бы со мной сперва, прежде чем созывать собрание.

— Это не собрание, а беседа, — сказал Афанас твердым голосом. — Большевики уехали и оставили нам письмо. Там так и сказано, чтобы собирались угнетенные, чтобы свалили…

— А кого сваливать-то?! — удивился Лука, не дав ему договорить. — Царя уже свалили, больше вроде некого. А сейчас нам надо всем наслегом поддержать новую власть.

— Как это всем наслегом? — Афанас встал и подошел к Луке вплотную. — В наслеге есть бедняки и батраки. А есть и богачи. Головы у них по-разному думают. Где это видано, чтобы волки и олени паслись вместе? Мы, например, думаем землю делить в наслеге по числу людей, а не по числу скотины. Пойдут на это богачи, а?

— Я свой Дулгалах беру обратно, — сказал Егордан, вставая. — На Петров день с косой пойлу.

— Как это берешь обратно? — вспылил Лука, подступая к Егордану. — Ты смотри, не своевольничай. А если я скажу, что забираю себе всю землю в наслеге?

— Мне всей земли не надо, мне только верните мою, которую у меня отняли при царе… А царя теперь нет — значит и печать его теперь никакой силы не имеет.

— Егордан прав! — загудело несколько голосов сразу. — Землю никто не родил, она общая!

— Подсчитать, сколько земли в наслеге и сколько людей, и делить землю по людям, — сказал Эрдэлир, рассекая рукой воздух, будто уже нарезал наделы.

— Правильно! — хором поддержали его собравшиеся.

— А кто это вам даст? — осведомился Лука.

— А мы и не собираемся просить, мы сами возьмем…

— Ну, при таких разговорах меня не было! — Лука Губастый сорвался с места и, уже вскочив на коня, добавил: — Поговорите, потешьте друг друга и расходитесь, мой вам совет. А то я вынужден буду сообщить о ваших разговорах в волостную управу…

Конь под Лукой встал на дыбы и пустился вскачь, поднимая за собой облако пыли.