Николай Мординов - Весенняя пора

— Какой же я чужой, бабушка! — усмехнулся он и потянул ее за рукав халата. — Я ведь свой, свой, фельдшер из Покровска!.. Поняла?.. Ну вот… Спасибо, коллега! — И вдруг, скосив веселые глаза на Никиту, кивнул в сторону заулыбавшейся старухи: — Видишь, парень, тут люди своих не узнают. Нехорошо, ай, нехорошо!.. — покачал он головой и так же внезапно исчез за поворотом коридора, как и появился.

Все чаще на митингах и собраниях затевались горячие споры между большевиками и эсерами. Большевики выступали за прекращение затеянной царем войны, эсеры — за продолжение ее. Большевики — за установление восьмичасового рабочего дня, эсеры — за то, чтобы рабочие и батраки гнули свои спины на буржуев от зари до зари. Большевики организовали профессиональные союзы рабочих людей, а эсеры — союзы буржуев, вроде союза городских домовладельцев, куда вошли такие, как Сергей Палец, к союз сельских хозяев, куда, уж конечно, войдут Сыгаевы, Егоровы и Веселовы.

В конце марта начали прибывать в город делегаты созванного большевиками Первого областного съезда якутских и русских крестьян; одновременно происходили съезды учителей и врачей.

Из Нагыла в качестве делегатов приехали сторож закрытой Талбинской аптеки Афанас Матвеев и сын князя Сыгаева Никуша.

Афанас и Никуша расстались у ворот больницы, стоящей на краю города. Афанас схватил мешочек со своими лепешками и, выпрыгнув из саней, пошел искать русского фельдшера, а Сыгаев приказал вознице ехать прямо к якутскому миллионеру — купцу Филиппову.

Не успел ликующий Афанас поговорить с фельдшером и Никитой за вечерним чаем, как прибыл из Намского улуса учитель Иван Кириллов — делегат съезда учителей. Снова собралась семья друзей.

Учитель и фельдшер расспрашивали Афанаса про жизнь в Талбинском наслеге. Оба разозлились, узнав, что председателем Нагылского улусного комитета общественной безопасности стал Никуша Сыгаев, а председателем комитета в Талбинском наслеге — Лука Веселов. Губастый, как рассказывал Афанас, проявил неожиданный энтузиазм, горланя на всех перекрестках, что он, мол, за новую власть.

За день до открытия съезда крестьян лидер эсеров Воробьев провел специальное совещание русских делегатов: на радость кулакам он изложил земельную программу эсеров, доказывающую «справедливость» деления земли «по фактической потребности хозяйства», то есть по количеству скота в хозяйстве. Вечером состоялся многолюдный митинг, где выступали большевики с разъяснением своей программы по аграрному и по национальному вопросам, а также по вопросам народного образования.

А на следующий день в клубе приказчиков открылся съезд. Хотя представители недавно организованной народной милиции с нарукавными красными лентами, на которых четко выделялись черные буквы «ЯГМ», и сцепили вход в клуб, Никите все-таки удалось проникнуть в здание, затесавшись между Афанасом и Бобровым.

Никита ахнул от изумления, когда увидел в президиуме того человека, который стегнул его кнутом у ворот Красного Креста. Это и был тот самый Гаврила Филиппов, из-за которого сейчас стоял шум в зале. Одни кричали: «Долой Филиппова!», другие — «Даешь Филиппова!»

— Долой! — пронзительно взвизгнул Никита, забыв, что он случайный гость на съезде, но Афанас оборвал его, толкнув локтем в бок.

Поправляя на ходу пенсне, быстро подошел к трибуне Ярославский. Никита сразу забыл про своего врага Филиппова. Ярославский говорил о свободной жизни, о том, что богачи не будут больше угнетать бедных людей, не будут унижать малые народности. Он говорил о святых обязанностях делегатов, которым доверено решение важных дел.

— Пусть солнце свободы, равенства и братства действительно доставит вам свободу и счастье под красным знаменем революции! — так закончил свою речь Ярославский.

Пока на трибуне не появился другой оратор, в зале не смолкали аплодисменты.

Волнуясь, по-девичьи краснея, быстро-быстро говорил от имени учителей Кириллов. Он рассказал о громадной заслуге политических ссыльных в деле приобщения якутского народа к великой русской культуре.

— Земной поклон вам и великое спасибо, товарищи большевики, от имени якутского народа! — закончил Иван Кириллов, поклонившись в сторону президиума.

Еще не успел отойти от трибуны Кириллов, еще не встал председатель, чтобы объявить следующего оратора, как на сцену, грохоча коваными сапогами, вскочил низкорослый, коренастый молодой якут с коротко остриженной круглой головой. Он сам громко объявил о себе по-якутски:

— Я Попов, представитель чернорабочих! Наконец настало время бедняку не бояться богачей! Тот, кто раньше не имел голоса, теперь имеет. Вот… — широким взмахом руки Попов указал на неимоверно толстого черноусого адвоката Никанорова, сидящего за столом президиума, — вот против кого я хотел сказать правдивые слова! — Толстяк быстро откинулся на спинку стула. — Мы с ним из одного наслега. Он из буржаков и есть самый первый буржак. Как раньше был самым страшным у нас угнетателем, так и сейчас остался. Знаю, здесь он будет говорить ладно, будто жалеет всех, а вернется в улус — так же будет угнетать людей. Зачем он сидит на почетном месте? Зачем? Бедные люди, чернорабочие, просят убрать его. А если он останется, мы скажем: «Как были угнетенные, так и остались угнетенными». Просим отстранить его…

Поднялся шум. Председатель неистово звонил колокольчиком.

— А теперь я хочу говорить сударским людям, — продолжал Попов. — Слушайте меня внимательно! Наши приезжие улусные буржаки хотят отстранить вас от якутских дел, я это хорошо знаю и говорю чистую правду. Но мы, якуты-бедняки, хотим, чтобы вы, как и прежде, помогали нашим делам. Вы проливали свою кровь за нас… Если вы не поможете нашим делам, то мы погибнем. Буржаки съедят нас. Вы от нас не отстраняйтесь… Не отстраняйтесь!..

И Попов так же быстро исчез со сцены, как и появился.

— Это правда! — неожиданно воскликнул Афанас Матвеев и вскочил с места. — У нас в Нагылском улусе при царе Иван Сыгаев был улусным головой и наслежным князем. Царя свергли — так сын Ивана, Никуша Сыгаев, стал главой нашего улуса. Вот он сидит! — указал Афанас куда-то в битком набитый зал. — Вот он! Названия изменились, а люди те же… Всю дорогу от Нагыла до города мы с ним ругались, а называемся представителями одного улуса! Считайте его представителем от наших богачей, а меня — от наших бедняков… По-моему, как царя долой, так и буржуев долой…

— Долой!.. Правильно!.. — кричали из зала.

Съезд продолжался почти полмесяца. Рассматривались самые различные вопросы — от выработки положения о земском самоуправлении и подготовки к выборам в Учредительное собрание до борьбы с винокурением и картежной игрой. Медленно сменялись ораторы. Все время шла борьба между делегатами — бедняками и богачами из одного и того же улуса. Афанас Матвеев и Никуша Сыгаев в своих выступлениях беспощадно громили друг друга.