Михаил Зуев-Ордынец - Остров Потопленных Кораблей [сборник]

Он решительно надел очки и склонился над расстеленной по столу картой Каспийского моря. Его карандаш потянулся в северо-восточный угол моря, окрашенный бледно-голубой мелкоглубинной краской, и решительно остановился.

— Вот он! — поставил главный геолог на крошечный островок острие карандаша и повертел его за торец. — Пока еще безымянный. Сами найдете ему название. До ближайшего берега — тридцать километров. Да и какой это берег! Ни селений, ни колодцев, только солончаки да барханы. Жить здесь будет не легко, предупреждаю. И работать не легко. Участок не подготовлен, мелкого поискового бурения не было. Только геофизическая разведка. И по ее прогнозам, пласты там опасные, возможны и вода, и газ, и сдвиги. Понимаете?

— Конечно, понимаем, что за штука десант, — спокойно ответил Акжанов, глядя прямо в лицо главного геолога.

И тот с удивлением отметил, что узкие, чуть скошенные глаза мастера совсем не застенчивы и не робки.

— Мы вот что сделаем, — сказала медленно Зина, — мы вызовем одну из бригад Нефтяных Камней на соревнование…

— Зина и наш геолог и наш комсорг, — перебив девушку, пояснил Жагор главному геологу. — Соревнование с Нефтяными Камнями — это здорово! Ребятам это понравится!

— Вызовем на соревнование за право называться бригадой коммунистического труда, — так же медленно закончила Зина.

— С ребятами бы надо потолковать, — помолчав, неуверенно сказал Акжанов. — Дело новое, надо его пошире обсудить.

— Обсудим. Ребята не будут против, — уверенно ответила Зина. — Плохо ты их знаешь, Егор!

— Бригада коммунистического труда! — поджал строго губы главный геолог. — Высокое звание! Но тут ведь не только высокие проценты нужны. Высоких процентов мало. Надо, чтобы у вас все было особое. Понимаете? Все особое: жизнь, мысли, дружба, любовь и даже ненависть. Все это должно быть глубже, чище и выше! Понимаете?

Акжанов и Слепцова молчали. Жагор как-то неуверенно, смущенно, а в Зине чувствовался вызов. Она и теперь была похожа на синичку, но синичку встопорщенную, готовую к драке.

— Значит, не только разведчиками нефти, а и разведчиками будущего хотите быть? — улыбнулся главный геолог. — Могу сказать только одно: горячо желаю успеха! — Он поднялся со стула. — Ну, кажется, все ясно? Тогда, как говорится, ни пуха ни пера!

Он пожал им руки, но когда Зина и Жагор дошли уже до дверей, геолог снова остановил их.

— Вы, конечно, знаете о новом Целинном крае у нас, в Казахстане? Там сейчас начались уборка, обмолот, вывозка хлеба. Воображаете, сколько им горючего понадобится? Океан!.. — поднял он торчком карандаш. — Больше не задерживаю!

На крыльце Зина схватила Жагора за руку и потащила в трестовский садик.

— Ну, говори! — свирепо посмотрела она на бригадира.

— Понравилось мне, как ты аксакалу про Гайдара влепила, — хохотнул несмело Жагор. — Здорово у тебя получилось.

— Ты мне глаза не замазывай! — помахала Зина ладонью перед лицом бригадира. — Думаешь, не видела я, как ты струсил? Всю бригаду осрамил!

Жагор вздохнул и опустил глаза.

— Сам не знаю, как это… А что в самом деле? — вдруг загорячился он. — Конечно, сознание нам еще подтягивать и подтягивать надо, а все же кое-что у нас уже есть. Смотри сюда! — начал Жагор загибать пальцы. — На производстве не воруем — раз! Не пьянствуем — два! Не матюкаемся — три! Бытового разложения и других аморальных явлений у нас не наблюдается — четыре! Присвоят нам, вот увидишь!

— Торопишься ты в коммунизм, Егорушка, — засмеялась Зина и загнула пятый палец на руке бригадира. — А как с высокими процентами? Я смотрела геологический прогноз. Пласты и вправду очень опасные.

— Этого я не боюсь! — выставил Жагор подбородок. — Чего другое, а работать мы умеем.

Зина посмотрела весело на низенького, щуплого бригадира, на его длинную худую шею и выпирающие ключицы, на остриженные под машинку, как у подростка, черные жесткие волосы — и снова засмеялась.

— Батыр ты у нас, Егорушка! И ничегошеньки он не боится.

Она схватила Жагора за руку и потащила бегом из садика.

«Урал» буровики приспособили под жилье. С носа корабля перекинули на берег узкий свайный мостик, в каютах разместились ребята, в радиорубке Коля Губер, старший моторист и радист по совместительству, поставил свой «Урожай», а кают-компанию отвели под столовую, красный уголок и спортзал: поставили здесь стеллаж с книгами, стол для пинг-понга и повесили черную боксерскую «грушу». Кают-компанию ребята полюбили с первого дня. Романтикой моря веяло от низкого потолка с поперечными балками-бимсами, от узенькой двери с высоким морским порогом, от больших иллюминаторов с толстыми стеклами в медной оправе. И ребята поморщились, когда Зина повесила на иллюминаторы совсем домашние батистовые занавески.

Ребята, свободные от вахты, проводили здесь большую часть дня. А кроме — куда пойдешь? Вокруг море, сверкающее под солнцем белыми искрами, над головой знойное небо, а под ногами раскаленная скала и песок с редкими кустиками низкорослого баялыша. Голые скалы берега сразу переходили в зыбкие барханы. При малейшем ветре вершины их зловеще дымились, и тогда казалось, что остров подожгли со всех сторон.

Даже пресной воды не было на островке. Воду для питья привозил морской катер «Прибой», два раза в неделю доставлявший сюда из Гурьева все необходимое. Но если задувал знаменитый хазры, буровики неделями бывали отрезаны от «Большой земли». Тогда только Коля Губер связывал остров с берегом, принимая «Урожайкой» ежедневную метеосводку и передавая в буровую контору суточный показатель проходки скважины.

Здесь, в кают-компании, произошли и крестины острова. В тот день Жагор Акжанов дал команду на забурку, долото сделало первые обороты, а Зина на обложке новенького, чистенького еще бурового журнала написала прозаическое «Скважина № 127». Затем полагалось обозначить местоположение скважины, а у острова не было еще названия.

— Ребята! — крикнула она буровикам, толпившимся в кают-компании. — Придумывайте название нашему острову. Какие будут предложения?

— Остров Сокровищ! — крикнул первым Боря Горленко, шестнадцатилетний практикант ремесленного училища.

Боря не расставался с книгой, всюду таскал очередной роман, заложив палец меж страницами.

Помощник бурильщика из той же смены, разбитной, болтливый Леха-москвич, вытянул книгу из пальцев Бори, посмотрел заглавие и гмыкнул:

— Понятно! У Стивенсона слизал? Это, брат, плагиат называется. Нет, лучше «поговорим о странностях любви». Я предлагаю: Остров Первой Любви! Всем, надеюсь, понятно? А мне вот непонятно, как можно влюбляться в такую жару, — стер он пот, бисеринками выступивший на переносице.