Михаил Зуев-Ордынец - Остров Потопленных Кораблей [сборник]

— Ой-бой-ей! — легко вскочил с дивана толстый Жумабай и засмеялся жирным, булькающим смехом. — Держите его, у него и хвост уже подвязан, как у скакуна перед байгой!

— Двести? — тихо, напряженно спросил мастер и отстранил рукой стоявшего перед ним Борю, чтобы лучше видеть Коляструка. — Серьезно говоришь?

— Серьезно говорю — обещаю двести! — Юрий как-то странно перевел дыхание, будто захлебнулся. — Есть у меня новый метод. Все обдумано, обмозговано!

— А смена как? Тоже ручаются за двести? Говорил с ребятами?

— А чего с ребятами говорить? Если я команду дам — не подведут. Верно, Леша?

— «Скажи мне всю правду, не бойся меня», — посмотрел на своего старшего Леха-москвич правым серьезным глазом. — Ты и вправду, Юра, петушиное слово знаешь? Я такого слова не знаю, прямо говорю.

— Испугался, Леха? — вскочил Боря Горленко, размахивая зажатой в пальцах книгой, и закричал: — А я ручаюсь за двести! Ручаюсь! А не дадим двести — гоните нас в шею с буровой! И правда, какие мы десантники! Я читал про десантников, они знаете какие!..

Боря с восхищением смотрел на Юрия, от него одного он ждал одобрения. Юности свойственно искать идеал, и Боря нашел его в своем старшем смены. Он старался подражать Юрию во всем, в первую очередь — в походке вразвалочку, как ходят только моряки, паровозные машинисты и бурильщики.

— Я за свои кадры всегда ручаюсь, — обнял Юрий за плечи засиявшего Борю, косясь из-под челки на Леху-москвича. — А ты чего скис, Леха? Есть у нас в обязательстве такой пункт, чтобы каждому внести личную инициативу в развитие технического прогресса? Есть! Вот я и вношу. А ты от меня морду воротишь.

— Иди-ка сюда, Юра, садись, — похлопал Жагор по стулу рядом с собой. Коляструк сел. — Мы вот что сделаем. Обсудим всей бригадой твое предложение, — он повернулся к Суратаеву. — Слышишь, Жумаке? Подготовь своих жигитов. Может быть, они критикнут Юрия, а может быть, и добавят что-нибудь к его методу. А когда все это ясно будет, начнем сразу тремя сменами. Договорились, Юра?

Коляструк самолюбиво и несговорчиво поджал губы:

— Конференцию круглого стола предлагаешь? Она мне ни к чему. Критиковать меня, ох, трудненько! И советы мне ваши не нужны.

— Смотри-ка, круглый стол для него обида, — невесело усмехнулся Леха-москвич. — Вон на какую орбиту наш Юрочка вышел.

— Вай, люди! Пепел на наши головы! — плачуще сказал Суратаев, накрыв голову ладонями. — С нами и советоваться не хотят! Мы еще недостойны бороды носить!

Коляструк медленно поднялся. Лоб его собрался в злые, некрасивые складки.

— Не нужны мне ваши добавки! Своего вот здесь хватит! — хлопнул он себя по лбу. — Говорю же, у меня все обдумано, обмозговано. Я сегодня начну и такой рекорд дам — закачаетесь!

— Не тот разговор, Юра, не тот! — строго постучал Жагор по столу ножом. — Рекорд — это рекорд. Сегодня дал — завтра сорвалось. Закрепить надо. Нельзя вразнобой работать, обязательно всей бригадой. Сам знаешь, пласты опасные.

— Осуществляешь руководство? — глухо сказал Юрий. — Смотри, не ошибись, товарищ Акжанов. Я твердый орешек!

Бригадир не успел ответить. Рядом загремели под быстрыми шагами железные ступени трапа — и в кают-компанию ворвался Губер.

— Штормовая! Вне всякой очереди! — закричал он, протягивая мастеру радиограмму. — Шторм на двенадцать баллов! Ветер опустошительной силы! Сорок четыре метра в секунду! Продолжительность шторма не менее семи суток!

Все посмотрели в иллюминаторы. По морю ходили белые гребешки, предвестники шторма.

— Если хазры, значит, надолго задует, — вздохнул Леха.

— Старики говорят, дует или три дня или девять, — сказал солидно Жумабай.

— Или двенадцать! — бросил зло Боря Горленко.

— Или восемнадцать, — уныло закончил Леха.

Все невесело посмеялись.

— Все на буровую! Поможем Никите подготовить вышку к шторму. Собирайтесь, жигиты — и айда! Пошли, Юра, — положил бригадир руку на плечо Коляструка.

Тот спокойно подкинул спичечный коробок, не глядя поймал его и так же спокойно снял с плеча руку мастера.

— Погоди со штормом. Ты скажи, какое твое последнее слово будет? Я про максимальные обороты.

— Я уже сказал свое последнее слово, — перечитывая радиограмму, недовольно ответил Жагор. Его слабый тенорок зазвучал круто, по-хозяйски. — На высоких оборотах всей бригадой бурить будем. И кончай разговор! На вышку!

— Что же это такое? — тихо спросил Юрий. — Я в деле, я и в ответе. В конце концов в смене я хозяин! За смену я отвечаю!

— А я вот что скажу! — поднялся, вздрагивая губами, Боря Горленко. — Инициативу Юрину зажимаете? Но только мы Юрия в обиду не дадим!

— Не психуй, Боря, спокойно! Никто Юрия не обижает.

Все обернулись на этот новый голос. У двери стояла Зина, в замазанном мазутом комбинезоне, в брезентовых рукавицах, в кепке с лихо заломленным козырьком. Она пришла с буровой. Леха-москвич склонился низко над столом, пряча улыбку. Он ждал, что Зина, как всегда при виде Юрия, сначала покраснеет, затем сбросит рукавицы на пол и начнет торопливо подправлять под кепку растрепавшиеся волосы. Но на этот раз Зина не покраснела и волос не стала подправлять. Поставив у порога керновый ящик, она подошла к Юрию. Глаза ее смотрели на парня осуждающе.

— Нельзя так, Юра. Извини меня, но я все-таки скажу. Узковато жить начинаешь. Только одну точку и видишь — одного себя. Я да я — вот и вся моя семья!

Леха-москвич, взглянув на сразу обозлившееся лицо Коляструка, схватился в комическом ужасе за голову:

— Ой, теперь берегись, Зина! «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?»

— Слушай, Слепцова, побереги свою речь для комсомольского собрания, — небрежно и насмешливо начал Коляструк. — Я сам таких, как ты, и жить поучу, и еще кое-чему другому, поинтереснее, поучу, — ухмыльнулся он гнусненько, намекающе.

Зина посмотрела на Юрия растерянно и жалобно, потом вспыхнула до слез.

— Твое дело — на керны ярлыки навешивать, — жестко добавил он, — а в наши дела, в технику, не лезь!

— Ты это брось, Юрка! — сказал вдруг резко Леха-москвич. — Тут не в технике дело. Неужели не понимаешь? Рабочий класс называется! Культ личности разводить начинаешь?

— А тебе завидно, да? — бросился к Лехе Борис. — У Юрия золотые руки, а тебе завидно?

— Что ж, они от рождения у него золотые? — спокойно ответил Леха-москвич. — Кто Юрка без бригады, без смены? Хороший парень — и все. А с бригадой? То-то и оно, Боря!

— Молодец, Леха. Правильно говоришь, — сказал Жумабай, снова улегшийся было на диван. И неожиданно вскочил, поднял с мольбой руки к небу. — Апырмай! Шайтан нас забодай, когда же наконец мы по-новому жить начнем?

— Красивые слова начнем произносить? А скважину красивыми словами будем бурить? — с недобрым спокойствием спросил Юрий и насмешливо помахал рукой. — Гуд бай, покедова!