Александр Андреев - Грачи прилетели. Рассудите нас, люди

— Вот видите… — Прохоров даже усмехнулся, с сожалением вздохнул. — Меня поражает одно, Варвара Семеновна: как могли человека с такими настроениями опять поставить на то же самое место в колхозе — на животноводство? Вашей самостоятельности, товарищ Аребин, никто, конечно, не оспаривает. Но вам, человеку новому, следовало бы по-серьезному вникнуть в существо дела… От таких опрометчивых действий, как назначение Назарова, а также производство кирпича, которое принесет вам убытки, да и еще кое-что, о чем мы в будущем поговорим и что обсудим, авторитет ваш не возрастет, а лишь пошатнется. А, как известно, руководитель без авторитета — все равно что всадник без коня…

— За меня, товарищ Прохоров, не болейте, — сдержанно отозвался Аребин. — Коня оставьте себе, если хотите. Я проживу без коня. Хуже, когда конь гуляет без всадника. — Аребин встал. — Варвара Семеновна, я не согласен с решением нашей партийной организации. Назарова обвинили ошибочно, если не сказать, умышленно. Те, кто его осуждал, сами оказались под судом. Кокуздова и Омутного Назаров захватил с поличным…

— Назаров выслеживает других, чтобы выгородить себя. — Сыроегин тряхнул своими стоячими, как водоросли, волосами. — Кокуздов и Омутной ответят за свои грехи, а Назаров поплатится за свои.

— Нет, не поплачусь! — выкрикнул Павел, порываясь к Сыроегину. — Не надейтесь!

Ершова отшвырнула крышечку чернильницы, мраморный лев скользнул на угол стола; она выпрямилась, намереваясь отчитать этого необузданного человека. Но ее опередил скромный и тихий Грачев.

— Послушаем Назарова, Варвара Семеновна…

Ершова устало мигнула, соглашаясь, и рука ее опять засновала по столу, бесцельно трогая предметы.

Павел поднялся принужденно, с натугой: вдруг оставили силы, во рту сделалось горько. Язык не повернуть. Угнетало сознание, что все его доводы бесполезны; лишь слабым огоньком теплилась в груди надежда на ЦК…

— Тяжело оправдываться, когда не знаешь за собой вины. — Павел комкал в руках край зеленого сукна, свисающего со стола. — Не враг я животноводства. Выдумки все это. — Он передохнул, в тоске окинул взглядом людей, склоненных над столом, чиркающих на листках бумаги ромбики и треугольнички, и к нему вернулась ярость, как откатившаяся и вновь нахлынувшая волна; эта ярость зажгла в его глазах темный огонь. — Если вы хотите видеть врага животноводства, вот он, перед вами. — И перегнулся через стол, словно хотел схватить Прохорова. Тот отодвинулся вместе со стулом, вскочил…

— Это уж черт знает… чингисханство какое-то!..

— Полегче, парень, — остерег Павла Сыроегин.

Лисин, потирая руки, ухмыльнулся:

— Говори, говори!..

Ершова следила за Павлом пристально, в недвижности ее таилась угроза.

— Я категорически возражал против покупки телят этой зимой, — сказал Павел. — Я заявлял об этом и Орешину и Коптильникову. Но приехал Прохоров и, угрожая привлечением к ответственности, заставил закупить молодняк…

— А мы и впредь будем привлекать к ответственности за невыполнение решений партии, — сказала Ершова раздраженно и с нетерпением. Павел, отвечая ей, невольно повысил голос:

— Не пугайте, товарищ Ершова! Для нас решения партии — закон.

Сыроегин, усмехнувшись, лениво обронил:

— Вот народ: прижмут к стене, а они одно твердят: «закон». А на деле творят беззакония…

— Во всяком деле следует искать смысл и пользу. — Павел выпрямился, он уже не чувствовал, как его с двух сторон предостерегающе дергали Аребин и Орешин: закусил удила. — Куда ставить телят, чем кормить, Прохорову на это наплевать! Лишь бы соблюсти формальности, лишь бы отрапортовать. А что из этого потом выйдет — тоже наплевать! Если хорошо — на коне, если плохо — можно списать на других. За других я отдуваться не хочу. Я протестую! — Голос Павла сорвался на крик. — Вы можете отобрать у меня партийный билет. Но душу не отберете! Я спаян с партией душой до последнего вздоха!

Сыроегин растревоженно отвалился на спинку стула. Лисин же с интересом подался к Павлу.

— Товарищ Назаров, — Ершова сильно хлопнула по столу ладонью. — Не забывайтесь! Вы не на базаре. — Они стояли, разделенные длинным столом. Взгляд ее выражал гнев и решимость. Павел, повинуясь, сраженно опустился на место, уронил голову, волосы медленно сдвинулись на лоб. Ершова тоже села и уже спокойнее спросила Орешина:

— Вас Назаров предупреждал, что молодняк не перенесет зимы?

— Да, Варвара Семеновна. — Орешин неуверенно привстал. — Он не раз говорил и мне и Коптильникову.

Лисин изумился.

— Зачем же вы его покупали, если знали, что некуда ставить, нечем кормить?

Орешин в затруднении завозился на стуле, помедлил, продумывая ответ. Прохоров, торопясь, налил из графина воды, выпил залпом полный стакан.

— Петр Маркелович настоял…

Ершова чуть-чуть повела глазами в сторону Прохорова, и тот опять схватился за графин, но воды на этот раз не налил.

— Недоставало еще, чтобы я им строил телятники, добывал корм!

— Колхоз сам должен был изыскать и помещения и корма и во что бы то ни стало спасти скот, — сказал Сыроегин.

Хитроватый Лисин вкрадчиво спросил, уточняя:

— Колхоз должен был спасти, товарищ Сыроегин, или Назаров?

Сыроегин тупо замигал. Взгляд Ершовой требовал ответа.

— Конечно, колхоз… Правление…

Лисин тоненько засмеялся:

— А все шишки полетели почему-то на одного Назарова. — Он уселся поудобнее, как бы готовясь к большой речи. — Животноводство — узелок крепкий, сложный, его ударом топора не разрубишь. Тут надобно действовать с умом, исподволь. А за товарищем Прохоровым — ты извини меня, Петр Маркелович, — такой грешок водится: прикатит, даст указание — выполняй!..

— Товарищ Аребин, — спросила Ершова, — почему вы доверили Назарову дело, которое он, если верить некоторым товарищам, провалил?

— Этим некоторым товарищам верить не надо, Варвара Семеновна. — Аребину страстно хотелось переубедить Ершову, сломить ее непреклонность; он был убежден, что она поймет его. — Назарова я знаю не так давно, но изучил хорошо. Он несдержан, горяч, даже груб. Рвачи и расхитители свили в колхозе теплое гнездо. Назаров не мог жить в этом гнезде. Он дрался с Коптильниковым, Омутным, Кокуздовым — закоренелыми паразитами колхозного дела. Он и против вас, товарищ Прохоров, пошел, потому что вы встали на сторону этих рвачей и расхитителей, я хорошо запомнил то собрание… Мне непонятно, почему Кокуздов и Омутной, уличенные в воровстве, до сих пор на свободе. И вообще… — Аребин помолчал, как бы собираясь с мыслями. — Вы, Петр Маркелович, часто навещаете наше хозяйство. Это хорошо. Только помощи от вас недостаточно. А вот палками, чтобы совать нам в колеса, вы запаслись в достатке…