Александр Андреев - Грачи прилетели. Рассудите нас, люди

— Как это он, Владимир Николаевич-то, отказался от своего, отдал чужой бабе?.. Приневолили аль сам?

— Дом не его, колхозный, — сказал Павел, с шумом отодвигая деревянную кровать. — Строился дом для тебя, Дарья. Пришло время позаботиться и о людском жилье. С весны заложим еще пять-шесть таких же домов. Все село обновим, вот увидишь…

Мотя вернулся в избу.

— Какую мебель выносить прикажете?

— Берись, вытащим кровать! — сказал Павел.

— Осиротеют теперь тараканы без хозяев. К соседям подадутся, пока тепло. Да и в новый дом обязательно попадет парочка для развода.

Грузили больше часа; хоть и скудное имущество, а набрался полный кузов с верхом: лавки, кадки, лохань, самовар, горшки с геранью и фуксией… Чугун с горячей картошкой Мотя доставил к машине прямо на ухвате. Ребятишки, веселясь, кидали через борт одежонку, подшитые валенки, холщовые сумки с тетрадками и учебниками; младшенький обнимал спеленатого шалью кота…

Перед тем как оставить родной, выбитый каблуками порог и прибиться к новому пристанищу, Дарья, словно слепая, на ощупь обошла голые углы избы, ласково прикасаясь пальцами к обмазанным глиной пазам, к подоконникам, к печуркам. Сколько было прожито здесь, сколько испытано горя, сколько перемолото нелегких дум, как часто стучалась в эти утлые окошечки нужда и как робко входили скромные, мимолетные радости! Безмолвные теплые слезы ползли по бугристым ее щекам.

— Хватит, Дарья! — сказал Павел. — Ехать пора! Придешь еще не раз, не за тысячу верст увозим!

— Дочка, — обратилась она к Вале, — останься тут, а то корова придет, никого не застанет, испугается…

— Корова придет только вечером, прибегу за ней, пригоню на новый двор.

— А, ну-ну…

Разрезая толпу, беспрерывно сигналя, Мотя подрулил к самому крыльцу нового дома и со скрежетом затормозил. Павел, выпрыгнув из кузова, поснимал ребятишек, затем отворил дверцу кабины и помог Дарье вылезть.

Собравшиеся здесь односельчане примолкли и чуть подались вперед, плотно обступая грузовик. Дарьины ребятишки беззаботно стучали ногами, взбегая на крыльцо. Дарья двинулась было за ними, но, дойдя до первой ступеньки, вернулась, взглядом обвела притихшую толпу, с давних пор знакомые, родные лица и, касаясь натруженными пальцами земли, склонила голову в земном благодарном поклоне — поклонилась направо и налево.

— Спасибо вам, люди!

И толпа дрогнула в ответном порыве.

— Желаем тебе добра!

Женщины вытирали концами платков навернувшиеся слезы. Нет ничего выше и слаще сделанного человеку добра!

Дарья распрямилась и, торжественная, праздничная в своем счастье, в своей гордости за людей, пошла в дом, поддерживаемая Павлом Назаровым.

Аребин, стиснутый со всех сторон плечами, тоже стоял в толпе; спазмы сдавили его горло, и он прошептал:

— Будь счастлива, Дарья!..

И воля, которая неистребимо жила в нем и не позволяла смиряться с новой жизнью в селе, то и дело толкая назад, в прошлое, в Москву, сейчас окончательно надломилась: отныне его судьба связана накрепко с судьбой этих простых работящих людей.

Наталья Алгашова, как бы угадав его мысли, отыскала его руку и сильно, преданно сжала ее, переплетая свои пальцы с его пальцами.

Когда люди, выгрузив из кузова скарб, двинулись вслед за Дарьей в дом, Аребин и Наталья, все так же держась за руки, незаметно отделились от толпы и не спеша пошли вдоль улицы.

Зеленоватый край неба заволакивался мглистыми тучами, от них по земле поползли холодноватые сумеречные тени. Плечи Натальи ознобно передернулись.

Аребин прижал к себе ее локоть.

— Холодно?

— Мне хорошо. Очень, — сказала Наталья, и опять дрожь всколыхнула ее плечи. — Это от волнения, должно быть. Зайдем ко мне, я переоденусь. У мальчика праздник, надо принарядиться.

«А Ольга даже телеграмму не прислала, закружилась в московской суете», — подумал Аребин.

В избе Алены Волковой пылали две большие лампы — Наталья позаботилась о них заранее. На столе, окруженный тарелками с пирогами, со снедью, высился медный самовар, блестя старческими боками, протертыми кирпичной крошкой, он дребезжаще пел и испускал струи пара, словно бы утверждая: «Есть еще порох в пороховницах!» Старуха оттесняла к порогу Гришиных друзей, чтобы они раньше времени не растаскали конфеты.

Аребин пропустил Наталью вперед.

Гриша схватил ее за руку и потянул к столу. Все расселись. Аребин откупорил бутылку, взрослым налил шампанского, малышам — сладкую черносмородиновую настойку. Наталья приподняла стакан.

— Гриша, ты меня любишь? — спросила она полусерьезно-полунасмешливо.

Гриша взглянул на отца и ответил:

— Люблю.

— И я тебя люблю. Будь счастлив, мальчик! — Она выпила вино до дна.

Алена восторженно сложила свои ладошки.

— Господи, хорошо-то как!..

В это время к избе с шумом подошла машина, и Алена уже рассерженно воскликнула:

— Матвея принесло! Не может пропустить такого случая, по духу чует!

И Тужеркин и Павел Назаров знали, что у Гриши день рождения, и Аребину было приятно, что они заехали выпить за здоровье сынишки.

— Позовите их, — попросил он и толкнул створки рамы.

У окна стоял большой незнакомый грузовик. Из кабины не торопясь вылезла утомленная женщина. Это была Ольга.

На дворе начинался затяжной осенний дождь.

1960 г. Красная Пахра — Ялта.

АЛЕША:Меня всегда изумляли встречи. Живут в разных концах земли два человека, и вот они, подчиняясь непостижимому закону, движутся навстречу друг другу, неотвратимо, обреченно, и чужие, встретившись, становятся близкими на всю жизнь: одна река сливается с другой — страдания и удачи поровну.

Беспричинная и тревожная радость вдруг охватила меня: возможно, сейчас, в эту минуту, идет, шаг за шагом приближаясь ко мне, друг моей жизни, моя судьба. «Какая она? — подумал я. — Что заставило меня отстать от компании беспечных и шумных друзей? Что потянуло сюда одного? Не наступило ли время скреститься нашим тропам?..»

В голове у меня бродил легкий и веселый хмель.

Предвечерняя синь стояла в глубине аллей, осязаемо густая, теплая, как морская вода. Порой она словно бы вздрагивала от широких всплесков музыки…

Пройдя сквозь тяжелые ворота в парк, люди на секунду приостанавливались, как бы охваченные внезапным ощущением счастья.

Мимо прошли юноша и девушка. Они едва приметно улыбались. Рука его как бы невзначай коснулась ее пальцев, уловила их трепет и отпустила, чтобы тут же снова притронуться. Как они, эти двое, познакомились? Возможно, сели в первом классе за одну парту и — бывает так — все десять лет головы их смыкались над учебниками, над тетрадями. Потом институт, потом совместная работа…