Алешко Антон - Над нами миллион высоты

— После всех испытаний зайдите ко мне.

Когда из барокамеры вышла третья тройка летчиков, Смирин взглянул на часы. Обед...

Задумавшись, он шел вдоль солнечной аллеи в столо­вую. Навстречу — капитан Леваковский.

— Что у тебя произошло со Зверевым?

— Ничего...

— Так уж и ничего. Он же прибежал в политотдел с заявлением, что Смирин демонстративно подрывает автори­тет замполита, препятствует проведению мероприятий по директиве политуправления.

— А дальше?

— Что при таком положении дел он, Зверев, не может плодотворно работать в полку. Поставил вопрос — либо он, либо Смирин. Потом пришел Матуль...

— Он ко мне заходил.

— В общем, не горячись, не то получишь взыскание.

— На мозоль не позволю становиться. Ты же меня знаешь...

— Смотри, дружище...

...Быстро бежали дни. Полк много летал. Как-то утром, перед разбором полетов, Зверев пригласил Смирина к себе.

"Неужели надумался сейчас говорить про тот слу­чай?" — подумал Смирин, входя в кабинет замполита.

Зверев сидел за столом.

— Через день думаю лететь с командиром полка. Два полета запланировал.— Он достал из стола медицинскую книжку, подал Смирину.— Прошу познакомиться...

Смирин подсел к столу, посмотрел, когда майор послед­ний раз проходил врачебно-летную комиссию. Замполит вышагивал по кабинету.

— Документы у меня в порядке. Даже испытания в ба­рокамере...

— Всего на пять тысяч?

— Да...

— А нужно?

— Я считаю, что это формальность. Летчик я немоло­дой, думаю, что справлюсь.

— А я думаю, что вы никуда не полетите, пока не пройдете испытания полностью, как их прошли все лет­чики полка,— сказал Смирин и закрыл медицинскую книжку Зверева.— Отныне она будет у меня...

Замполит заложил руки за спину, остро взглянул на Смирина:

— Формализм?

— Вы называете формализмом пунктуальное выполне­ние приказа? — Смирин встал.

Зверев переменил тон:

— Доктор, так как же мне быть?

— Как быть? Прошу завтра в барокамеру. Подниму вас с летчиком Макаровым. Без формализма...

— Вы, доктор, злопамятны.

— Как аукнется, так и откликнется,— сказал Сми­рин.— Завтра в девять ноль-ноль прошу ко мне,— и вышел.

Зверев остался один. Подошел к окну и, отставив ногу, раздраженно постучал каблуком по полу. Вот тебе и эску­лап! Поди знай, как получится. Ему, Звереву, просто не­обходимо вылететь в новом полку. Он не только замполит, а еще и летчик. В соединении летают только два замполи­та, он будет третьим. Попросил командира запланировать два полета, полагал, что с врачом уладит все без затруд­нений.

"Сухарь, а не врач. Не подпишет плановой таблицы — и не будешь летать,— обиженно думал он.— А может, завтра во всем признаться? Нет, не надо, попытка не пытка..."

Назавтра Зверев пришел в барокамеру как ни в чем не бывало, даже не подал виду, что накануне у них со Смириным был неприятный разговор. Послушно выполнял все требования врача при осмотре, с готовностью отвечал на вопросы. Потом Смирин осмотрел Макарова. Убедился, что оба хорошо знают, как пользоваться кислородным прибо­ром, и начал "подъем".

До звона в ушах гудел движок. Смирин, как маятник, ходил от пульта к оконцу барокамеры. Переговаривался со Зверевым, спрашивал у Макарова, как тот переносит высоту. В какой-то момент заметил, что отвечает ему только Макаров.

— Товарищ майор, как самочувствие? Что-то не слы­шу вашего голоса.

Не получив ответа, подошел к оконцу. Увидел: лицо замполита бледно как полотно, рука лихорадочно ищет ава­рийный кран кислородного прибора. Вырвал штурвал у механика и начал быстрый спуск. Стрелка альтиметра по­шла влево, а столбик ртути в трубке стал подниматься.

— Товарищ майор, почему вы ничего не говорите?

Высота падала. Смирин, не выпуская штурвала, боком дотянулся до оконца. Зверев вел себя спокойнее, но был по-прежнему бледен.

Смирин приказал Макарову проверить аварийную по­дачу кислорода в приборе Зверева и на какое-то время прекратил спуск, чтобы на состоянии майора не сказался резкий перепад давлений. Макаров доложил: кран и аппа­рат исправны.

Сделали еще две остановки, так называемые площадки, и спуск закончился. Смирин, Макаров и механик вынесли из барокамеры Зверева, положили на кушетку. Припав ухом к вспотевшей груди замполита, Смирин ловил тоны сердца. Они прослушивались хорошо и были чистыми.

— Вот тут... больно,— рукой показал Зверев на левую половину головы.

Это был опасный симптом, но Смирин не выдал своего волнения. Осмотрел майора: рефлексы правой половины тела были заторможены. Это говорило о многом. Так мож­но потерять человека не только для авиации...

Что же произошло? Высота была невелика и для трени­рованного человека не представляла опасности. Кислород­ный прибор работал хорошо. И вот на тебе! Сиди и думай, отчего майор не перенес испытания.

Смирин перебрал в памяти все случаи, когда летчики не выдерживали "подъема" в барокамере, но ничего подоб­ного в его практике не было.

— Как-то вдруг обдало жаром. Я стал задыхаться. Вя­лость разлилась по всему телу,— одними губами прошеп­тал Зверев.

— Не разговаривайте.

— Хорошо, доктор,— Зверев даже закрыл глаза.

Немного погодя Смирин снова проверил пульс у Звере­ва и обрадовался: пульс был в норме. Принес прибор и из­мерил кровяное давление. Достал из ушей резиновые трубки фонендоскопа и чуть было не сказал: "Не хитрите, товарищ майор, у вас ничего нет".

— Голова уже не болит,— сообщил Зверев, словно догадавшись, о чем думает врач.

— Лежите спокойно.

Смирин вошел в камеру, сел на место Зверева и сам проверил кислородный прибор.

"Что же все-таки произошло? — размышлял он.— Возможно, не отдохнул как следует?" Вышел из камеры, ши­роким шагом стал мерить помещение, как будто был на­едине с самим собой.

— Вам, видно, надо куда-то уйти? — спросил Зверев.— Идите, я буду лежать.

— Только не вставайте.

— Хорошо, доктор.

Смирин вышел, чтобы позвонить в лазарет, есть ли там места. Дежурная медсестра ответила, что офицерская па­лата вообще пустует. Когда Смирин возвратился в барока­меру, Зверева там не было.

— Товарищ Зверев! — позвал он.

Из агрегатной показался механик.

— Где майор?

— Лежал же здесь....

Смирин выбежал на улицу и увидел Зверева — тот уже подходил к своему дому. Не вошел, а юркнул в подъезд и, пока Смирин раздумывал, входить или не входить к зампо­литу, успел лечь в постель.

Смирин тяжело сел в кресло. Зверев ничего не говорил, врач тоже молчал. Длилось это, наверное, минут десять — достаточно, чтобы злость у Смирина прошла.

— Будто я не знал, доктор, куда вы спешите,— заговорил Зверев.— Меня не обманешь...

— Вы сами себя обманули.

— Ну и пусть. Зато я дома. Страх как не люблю ла­заретов...— Он заметил укоризненный взгляд Смирина.— Не беспокойтесь, мне уже совсем хорошо. Завтра выйду на службу.